"Норман Мейлер. Лесной замок" - читать интересную книгу автора

скотина, коровники и амбары в своей совокупности казались ему живым
существом, сходным с ненасытной женщиной - жаркой, пахучей, опасно
непредсказуемой, требующей от него все новых и новых ласк. И, просыпаясь, он
понимал, что ни за что не оставит ферму Алоису - Алоису, доводящемуся родным
сыном женщине из ночного сна. Так что в конце концов он похерил такие планы,
пусть и поневоле. К тому же это вывело бы из себя его жену. Она заботилась о
дочерях, их было три, а из хозяйства даже в лучшем случае удалось бы
выкроить всего пару приличных приданых.
С годами проблемы, связанные с приданым для дочерей, особенно
обострились. Первой вышла замуж старшая, Иоганна, и досталась ей только
полоска земли. Но, в конце концов, она сама была виновата, выйдя по любви за
бедняка - за чрезвычайно трудолюбивого, но страшно невезучего крестьянина по
фамилии Пельцль. Когда собралась замуж Вальпурга (причем ей уже исполнился
двадцать один год), Непомуку пришлось проявить большую щедрость.
Предполагаемый жених, Йозеф Ромедер, могучий детина, владел процветающим
хозяйством в соседнем Обер-Виндхаге, так что насчет приданого торговались
долго и трудно. В итоге Непомук должен был поступиться изрядным куском
лучшей пахотной земли, и третьей дочери, болезненной и несколько не от мира
сего Йозефе, достались только жалкие крохи. Себе с Евой Непомук оставил лишь
домик и маленький сад на самом краю земель, с некоторых пор принадлежавших
Ромедеру. Но им этого вполне хватало. Непомук решил удалиться на покой. Торг
с Ромедером и последующая передача земли затмили своей значительностью
сыгранную на скорую руку, хотя, понятно, и небедную свадьбу.
Непомук провел нового зятя по доставшимся тому владениям, межа за
межой, останавливаясь там, где его земли граничили с соседскими, и произнося
каждый раз одно и то же: "И если ты покусишься на добро этого человека, если
подберешь с его участка хоть одно палое яблоко, будь ты проклят!"
Ритуальные слова сопровождал ритуальный жест: восемь раз, на восьми
границах владений, Непомук сильно стукнул Йозефа Ромедера по лбу. При всем
этом Непомук невыносимо страдал. Не столько даже из-за того, что прощался с
фермой, сколько из-за отсутствия Алоиса. Его возлюбленного приемного сына с
ним не было, потому что сам же Иоганн Непомук выгнал его из дому уже три
года назад, когда мальчику было тринадцать, а Вальпурге - восемнадцать.
Тогда он застукал их на сеновале, и это заставило его вспомнить о другом
сеннике - том самом, на котором они с Марией Анной зачали Алоиса.
Воспоминания об этом триумфальном (не только по результату) соитии никогда
не покидали его надолго.
В жизни у него были только две женщины, Мария Анна как раз и стала
второй, и показалась она ему вовсе не деревенской девкой, разок вильнувшей
голой жопой на сене, а разве что не Мадонной, залитой лучами солнца, вроде
той, что красуется на матовом оконном стекле католической церкви в Шпитале.
Само это сравнение только усугубило для него сознание собственной
греховности. Он совершил святотатство и все же никак не мог избавиться от
наваждения, вновь и вновь представляя себе лицо Марии Анны в церковном окне.
Само по себе это побудило его захаживать в церковь не слишком часто, а когда
он все же появлялся там и шел на исповедь, то подменял реальный грех
другими, как ему представлялось, не в пример более тяжкими. Однажды он даже
признался духовнику в том, будто оприходовал тягловую лошадь, чего,
разумеется, не только не делал, но и в мыслях не держал, потому что не с
человеческими причиндалами же к ней подступаться, и священник спросил в