"Норман Мейлер. Американская мечта" - читать интересную книгу автора

Но я уже проник на дюйм куда было нельзя. Ядовитая ненависть,
детальное знание мира нищеты, опыт городской крысы вырвались из нее,
влились в меня и умерили мой пыл. Теперь я смог продвинуться чуть дальше.
Что и сделал. Ее второе сокровище (чреватое деторождением) было
приготовлено для меня, и я ворвался туда, уповая на ответный восторг и
биение крыльев в чаще, но она оставалась вялой, ее пещера говорила о
холодных ядовитых газах, плывущих из утробы, о складе разочарований. И я
вернулся туда, где начал, ввязавшись в отчаянный бой за каждый дюйм, за
каждые мучительные четверть дюйма, я вцепился в ее крашеные рыжие волосы,
судорожно дергая их, и почувствовал, как боль у нее в голове ломает, точно
ломом, все ее тело и захлопывает ловушку, и я оказался внутри, а дальше
уже было просто. Что за нежным запахом она меня одарила - не амбициозным
упрямством и маниакальной решимостью справиться со всем на свете самой,
нет, этот запах был нежен, как плоть, хотя и не вполне чист, немного лжив
и полон страха, но юн, как дитя в перепачканных штанишках. "Ты нацистка",
- шепнул я ей, сам не знаю почему.
- Ja "Да (нем.).", - она покачала головой. - Нет. Нет Да, еще, да!
Было на редкость приятно вкапываться в нацистку, несмотря ни на что в
этом было нечто чистое - мне казалось, будто я скольжу в чистом воздухе
над лютеровыми тайнами, а она была вольна и раскована, крайне вольна и
очень раскована, будто этим велела ей заниматься сама природа; дух
наиценнейших даров Дьявола вошел в меня: лживость, коварство, скаредность,
вкрадчивость, склонность к лукавому владычеству. Я чувствовал себя
грешником, великим грешником. И как грешник, возвращающийся в лоно церкви,
я переплыл от этого берега наслаждений к ее заброшенным складам, ее пустой
утробе. Но сейчас в ней уже что-то проснулось. Ленивые стены сомкнулись, -
закрыв глаза, я видел один-единственный цветок в саду, и вся ее
способность любить была заключена в этом цветке. Все тем же грешником я
выскользнул из церкви и погрузился туда, где наградою было пиратское
золото.
Так я и продолжал, минута здесь, минута там, налет во владения Сатаны
и паломничество к Господу. Я был вроде гончей, отбившейся от своры и
гоняющей лису в одиночку, меня пьянило мое занятие, она предавалась мне,
как никакая другая, ей не нужно было ничего, только слиться с моим
желанием, ее лицо, подвижное, насмешливое, знающее что почем, берлинское
лицо словно отделилось от нее и расплылось, купаясь в наслаждении, жадная
самка со вкусом к силе в глазах, - присущая каждой женщине уверенность,
что мир принадлежит именно ей, - а я меж тем опять проходил эти решающие
несколько дюймов от конца до начала, я опять был там, где зачинают детей,
и выражение легкого ужаса появилось у нее на лице, как у испуганной
девятилетней грешницы, страшащейся наказания и внушающей себе, что она ни
в чем не виновата.
- Я не предохраняюсь, - сказала она. - Мы продолжим?
- Как получится, - ответил я. - Помалкивай.
Я почувствовал, что она близка к финишу. Мой ответ подстегнул ее,
приказ помалкивать спустил курок. Ей нужна была еще хотя бы минута, она
была уже в пути, и когда ее коварный палец вцепился в меня, я вылетел, как
снаряд из пушки, я поспешил еще раз пожать руку Дьяволу. Кровожадная
алчность вспыхнула у нее в глазах, блаженство расплылось по губам - она
была счастлива. Я был готов завершить охоту и выпалить, куда приспичит, но