"Норман Мейлер. Нагие и мертвые (Роман про войну)" - читать интересную книгу автора

кабина ни минуты не оставалась свободной.
Несколько других душевых кабин заняты игроками в кости; мыться в них
никто не хочет, потому что сюда подается соленая забортная вода. Пройдя
мимо душевых кабин, солдат медленно расстегивает и спускает штаны и
усаживается орлом на мокрое треснувшее деревянное сиденье одного из
незанятых очков гальюна. Он забыл взять свои сигареты, поэтому ему
пришлось стрельнуть одну у сидящего рядом соседа. Закурив, солдат молча
смотрит на мокрую, усыпанную окурками и клочками бумаги грязную палубу и
прислушивается к журчанию набирающейся в бачки воды. Откровенно говоря, он
пришел сюда без особой надобности, но продолжал с удовольствием сидеть,
потому что здесь намного прохладнее, а запах гальюна, морской воды, хлора
и влажного металла куда лучше, чем тяжелый дух от потных солдатских тел в
битком набитых трюмах. Солдат оставался неподвижным довольно долго. Затем
он медленно встал, неторопливо натянул на себя зеленые рабочие штаны и
подумал о том, с каким трудом ему придется добираться до своей койки. Он
знал, что ему, как и другим, предстоит нудное ожидание рассвета, и
пожалел, что этот момент еще не настал. На обратном пути солдат вспомнил,
как однажды в детстве, проснувшись рано утром, он не мог уже больше
заснуть, потому что наступал день его рождения и мать обещала ему устроить
праздник.
Еще накануне, в самом начале вечера Уилсон, Галлахер и штабсержант
Крофт начали игру в покер по семь карт с двумя ординарцами из штабного
взвода. Они захватили единственное свободное место на палубе трюма, где
можно было различать карты после того, как выключалось освещение. Но даже
и тут им приходилось сильно напрягать зрение, потому что освещалось это
место одной только синей лампочкой, висевшей около трапа, и отличить
красную масть от черной можно было с большим трудом. Они играли в течение
нескольких часов и уже явно начали обалдевать. Если ставки были низкие, то
игрок действовал автоматически, почти не раздумывая.
Уилсону везло с самого начала, а после того, как он вдруг снял три кона
подряд, везение стало просто феноменальным. Он чувствовал себя на седьмом
небе. На палубе между коленями поджатых крест-накрест ног Уплсона лежало
множество небрежно брошенных австралийских банкнот достоинством в один
фунт. Уилсон знал, что подсчитывать деньги - плохая примета, но был
уверен, что выигрыш его составляет что-нибудь около ста фунтов. От избытка
чувств в горле Уилсона стоял какой-то счастливый комок, его охватило
возбуждение, какое он испытывал при виде любого изобилия.
- Знаешь, - обратился он к Крофту (мягкий говор выдавал в нем южанина),
- от этих проклятых фунтов можно обалдеть. Я ъ них ни черта не разбираюсь
- у австралийцев все не как у людей.
Крофт ничего не ответил. Он проиграл совсем немного, но испытывал
досаду оттого, что карта не шла к нему весь вечер напролет.
- Какого черта тебе еще надо! - насмешливо проворчал Галлахер. - При
таком везении и не надо деньги считать. Единственное, что тебе нужно, -
это иметь карман.
- Верно, парень, и карман этот, прямо скажем, должен быть достаточно
широк, - подхватил Уилсон остроту.
Он рассмеялся каким-то детским заразительным смехом и начал сдавать
карты. Уилсону было около тридцати лет - высокий ростом, с пышной
шевелюрой золотисто-каштановых волос и крупными, резко обозначенными