"Семен Майданный. Крестовый отец ("Смотрящий" #2) " - читать интересную книгу автора

- Че, крутой очень? - Вопрос без запинки покинул кривящийся рот.
Видать, его любимый заход на драку, отлетает без натуги, без морщин на лбу.
Вопрос из тех, на которые так и тянет отвечать серьезно и подробно.
- Да, - честно сказал Сергей. - А ты - чмо драное.
Нельзя ж так беспонтово дрыгать плечом, выдавая ударную руку, нельзя ж
так откровенно обозначать, когда ты собрался бить. Это тебе не
проштрафившихся барыг колошматить, не интеллигентов метелить, не в
"ночниках" перед щуплыми студентишками выеживаться. Кича любит победу, и ее
не колышет, как победа достанется.
Пропуская кулак гасить пустоту возле тумбочки, Сергей запрыгнул на
нижнюю шконку, сжал руками край верхней и зарядил ноги в серых "найках"
навстречу квадратной голове. Кроссовочные подошвы влепились в фасад бритого
чердака, но боксер устоял. Ну мозгов-то нет...
Без мига передышки Сергей метнул себя назад, спиной на чье-то одеяло,
на чье-то дрыхнущее тело, до того сграбастав боксера за рубаху. Валя мурло
за собой.
Подбородок быка чавкнулся о край верхнего яруса, зубы клацнули. А
Сергей, перекатившись, вернул себя на исходную, к тумбочке. И с этой позиции
провел коронку: носком кроссовки снизу вверх, по-футбольному, в коленную
чашечку. Это тебе не ринг, по которому скачи вольным мячиком, как хочешь,
Тут свои примочки, свои апперкоты, стойки и зашиты, короче, свои приемы на
узкой полосе между горизонталями коек.
Боль сгибает боксера пополам. А теперь сложенными в замок руками сверху
по кумполу. И - когда бритая башка поравнялась с нижним ярусом - сбоку
коленом в челюсть.
Жалость понимают только бродячие собаки. А таких уродов надо
допрессовывать, размазывать, втаптывать сразу и навсегда, давить, как
тараканов. Чтоб и остальные сразу усекли, что к чему. Таков закон крытки:
начал бить - добивай. Не уверен, что допрешь до упора, сделай все, чтобы не
лезть в разборку, и сиди смирно, кури спокойно в сторонке с мужиками, там
тебе место.
Еще бы пару штришков нанести для завершения картины "Поединок
благородного витязя с идолищем поганым", да некогда пока. Что, собственно, и
ожидалось, и отслеживалось - в разборку вписывался молдаванин. Сейчас он
распрямлялся в проходе между койками. За спиной у Шрама. Но лет десять уже
как отвычен Шрам забывать о корешах тех, с кем ввязывается в мордобой.
Поэтому с начала схватки пас косяками копошение третьего хмыря из удалой
компании. Видел, как рука молдаванина сшастала под матрас. Видел, как
молдаванин перебрасывает узкое жилистое тело к краю. Футы-нуты, какие мы,
блин, коварные.
Сергей развернулся, делая шаг назад. Руку, брошенную ему в печень и
удлиненную на блестящее, тонкое жало, он перехватил за запястье. И просто
сжал.
Не было у Шрама шаолиньских учителей, которые говорили бы ему: "Запомни
одно, сынок: для волчьей драки насмерть, а не для красочного поединка бабам
в потеху, не так важны бугристые мышцы и знание каратешных приемов, как
реакция, верткость и железные пальцы". Самостоятельно Шрам допер. Заставь
себя отжиматься на пальцах каждый день, даже когда пальцы пухнут. Заставь
себя гнуть-разгибать до онемения суставов железные прутья, сначала - тонкие,
потом - толще и толще. И после многих лет всего этого, тебе всего-то и