"Юзеф Мацкевич. Катынь " - читать интересную книгу автора

Бараки, сквозь стены которых свистит ветер и зимой задувает снег. Или стены
бывших монастырей и церквей, откуда изгнали Бога и где соорудили нары для
заключенных. Клопы, вши, грязь. Теснота, нехватка воды. Питание, которого
едва хватает, чтобы не умереть. Ограждения из колючей проволоки. Грубое
обращение. Низкое хмурое небо с ранней осени до поздней весны. Зимой морозы,
летом жара. Страшная, мрачная безнадежность и тоска по родным местам, по
свободе. От времени до времени принудительные беседы и доклады, в которых
рассказывается о радостной, счастливой жизни в Советской России и о нужде,
голоде, притеснениях и преследованиях в "капиталистических странах". Кроме
того, запрет на религиозные обряды и общую молитву. А сверх всего:
бесконечные допросы, поверки, анкеты, пересчет заключенных, досье и снова
допросы.
Поэтому общие свидетельства о периоде существования этих лагерей до
самой весны 1940 г. мало отличаются друг от друга и не вносят почти ничего
существенного в дело выяснения позднейшего исчезновения военнопленных.
Однако следует подчеркнуть, что если в целом судьба заключенных в Козельске,
Старобельске и Осташкове была похожа на судьбу миллионов других заключенных
в Советском Союзе, то существовала особенно полная аналогия между этими
тремя лагерями, как в отношении режима, так и в обращении с заключенными.
Но вот в потоке этих печальных, но маловажных для дела свидетельств мы
находим подробные письменные показания поручика Млынарского, который сидел
вместе с другими в Старобельске, а потом был переведен в лагерь в Грязовце.
Из его показаний стоит привести следующий отрывок:
В середине декабря 1939 года нам была разрешена переписка. Борьба за
это элементарное право велась с первых дней после нашего прибытия в лагерь.
Нам все время обещали, что вот-вот, не сегодня-завтра... Наконец, в середине
декабря разрешили. Адрес адресата полагалось писать на языке данной страны,
а рядом фонетически в русском правописании: (1) СССР. (2) Лагерь
военнопленных. (3) Старобельск. (4) Почтовый ящик "15. (5) Имя и фамилия в
польском произношении, без воинского звания.
Писать можно было раз в месяц. Уже в конце декабря начали приходить
первые ответы с родины, даже из-за границы.
В марте 1940 г. разрешили отправлять по одной телеграмме. Думаю, что
это было последнее известие, полученное семьей из лагеря в Старобельске.
Наплыв приходящей почты рос с недели на неделю. Эта почта не была
регламентирована сроками, ее раздавали по мере поступления.
Исходящая почта была прервана около 10 апреля 1940 г., но письма
продолжали еще приходить до 28 апреля, а затем все прекратилось.
Подробности, приведенные поручиком Млынарским, очень важны. Факт
разрешения пленным переписки, подтвержденный потом другими заключенными, а
также тысячами семей на родине под немецкой и советской оккупацией, станет в
течение следующих месяцев, даже лет, единственной, пока еще слабой нитью в
клубке леденящей кровь загадки.
Тот же поручик Млынарский, в своих показаниях польским армейским
властям 1 ноября 1941 г., упомянул еще об одном обстоятельстве, даже не
догадываясь, что позднее оно будет играть чуть ли не решающую роль в
разъяснении катынского дела. Говоря о советской пропаганде в лагере, он
заявил дословно следующее:
Пропаганда общегосударственного характера приходила в лагерь
посредством радио, московских ежедневных газет ("Правда", "Известия"),