"Юзеф Мацкевич. Катынь " - читать интересную книгу автора

разорванных в клочья, преданных забвению. Так уйдут в забвение листья,
сегодня падающие тут и шуршащие под ногами. За зиму они сгниют, и весной их
уже не будете Люди обычно верят в то, во что им хочется верить.
24 и 25 сентября генерал Лангнер требует разъяснении, требует отпустить
всех на свободу, требует разговора с самим Тимошенко. И действительно,
Тимошенко подходит к телефону:
- Конечно, я знаю обо всем. Условия соглашения будут выполнены, гм...
без сомнения... Но возникают некоторые обстоятельства... Ведь я тоже завишу
от Москвы... Я постараюсь отправить вас, господин генерал, лично и
непосредственно в Москву, хорошо?
- Очень прошу вас это сделать.
- Прекрасно.
Проходит следующий день и еще следующий. Третий ползет, как клоп по
мокрой стене тюремного барака. Но вот - 28 сентября генерал Лангнер в
сопровождении генерала Раковского и майора Явича садятся в самолет.
Пропеллеры работают. Трава клонится от ветра и морщатся лужи дождевой воды.
Полет был длинным и утомительным. Бросало, тучи, плохая видимость.
Наконец Москва. Та самая, которая... Эх, лучше не думать. Но путь польских
офицеров не ведет в Москву. С аэродрома их везут в подмосковное Кунцево.
Здесь отдельный дом, окруженный крепким забором. Своего рода "дача", а
кругом охрана в форме НКВД, с наганами в кобурах.
Опять тянутся дни. Опять осенний дождь барабанит по стеклам, хотя
настоящая осень только начинается. А там, на родине, тысячи военнопленных
ждут решения своей судьбы. Но ждут ли еще? Что с ними? Не похожи ли эти
переговоры на насмешку, ибо зачем такая задержка? Проходит один, другой,
третий день тщетного ожидания. Наконец, на четвертый день подъезжает
элегантный лимузин.
- Куда мы должны ехать?
- Генерал Шапошников просит к нему.
Генерал Шапошников, тот самый известный генерал, прославившийся в
финскую войну, в будущем начальник генерального штаба, улыбается из-за
письменного, стола, встает, обходит его, вежливо здоровается и спрашивает:
- Курите? Пожалуйста. - Он предлагает папиросы лучшего сорта, такого,
какой доступен сотой части процента советских граждан. - Я как раз
услышал, - говорит он, гладя тыльной стороной ладони выбритые щеки, -
услышал, что вы прилетели. Чем могу быть полезен? - садясь поудобнее, он
пускает дым и опирается локтем о ручку кресла. Вот так, нормально,
невозмутимо. Светлый день льется в окно. Белые облачка плывут по синему
небу.
Польские офицеры устали. Они подавлены. Их мундиры измяты. Их родина
растоптана... Он, он "услышал"...
- Я хотел бы напомнить вам, господин генерал, об условиях
капитуляции, - говорит генерал Лангнер, - которые мы подписали с
представителями генерала Тимошенко. Мы требуем их выполнения.
Тогда Шапошников наклоняется слегка вперед и отвечает торжественно,
четко, даже берет со стола карандаш и подчеркивает каждое слово сильным
ударом его тупого конца:
- Мы выполним все условия. Весь мир, господа, знает, что никто так, как
Советский Союз, не способен выполнять раз взятые на себя обязательства.
Насмешка? Нет, он смотрит прямо в глаза, смотрит взглядом, в котором