"Джон Макдональд. Конец тьмы" - читать интересную книгу автора

позже. Гейб подвел меня к угловому столику рядом с баром. Меня ждал заранее
принесенный стул. Пинелли оказался большим рыхлым мужчиной с бело-розовой
кожей. Он больше походил на шведа, чем на итальянца или испанца, или кем
там он был. Обе женщины смотрелись роскошно. Бетси была моложе, и это
придавало ей особый блеск. Я слышал имя Кэти Китс и не раз видел ее в кино
и по телевизору. Прекрасные серебристо-белые волосы она уложила в
замысловатую прическу. Ее мраморные обнаженные плечи сверкали слева от
меня. Лицо напоминало лицо Марлен Дитрих, такое же удлиненное и слегка
славянское. Длинная шея, прямая осанка. На расстоянии она казалась даже
высокой. Но когда вы подходили ближе, то понимали, что перед вами маленькая
женщина ростом около пяти футов и четырех дюймов, а весит Кэти, я думаю,
сто десять фунтов. Я так никогда и не узнал ее истинного возраста. В первый
вечер дал ей двадцать пять. С тех пор я все время прибавлял, пока не дошел
до тридцати семи. Создавалось впечатление, что она может прекрасно владеть
собой. Все движения Кэти Китс были плавными и грациозными. Когда улыбка
освещала лицо миссис Китс, вы знали, что она прячется за этой улыбкой и
наблюдает за вами и за всем, что ее окружает.
Джон Пинелли уже изрядно выпил и продолжал пить. Он был похож на быка,
которого ударили по лбу. Время от времени Пинелли изумленно встряхивал
большой головой. Одновременно велись два разговора - один между Гейбом,
Бетси и Кэти, умный разговор о людях, которых я не знал и который, судя по
тому, что называли их только по именам, не имели фамилий. Джон Пинелли
выступал с монологом, большей частью таким несвязным и невнятным, что почти
ничего нельзя было понять. На него никто не обращал внимания, так же,
кстати, как и на меня. Из того немного, что я понял из обрывочных фраз,
стало ясно, что Пинелли говорил о великих фильмах.
Еда оказалась чудесной. Только мы с Бетси отдали ей должное. Пинелли
не обращал на стол никакого внимания. Кэти Китс медленно съела несколько
маленьких кусочков. Гейб, как всегда, слишком нервничал, чтобы много есть.
Весь вечер казался каким-то нереальным. Около одиннадцати Гейб сказал:
- Извините, нам пора. Пинелли уставился на него мутными глазами и
забормотал:
- Мне нужно поговорить с тобой, мой мальчик. Я должен объяснить,
почему я тебе необходим...
Я почувствовал, как что-то коснулось моего правого колена. Это Гейб
передал мне под столом деньги.
Он встал, отодвинул стул Бетси и попрощался:
- Поговорим позже, Стасс. Веселитесь, ребята. Я оплатил счет на
шестьдесят долларов. Гейб передал мне две пятидесятидолларовые банкноты, и
я почувствовал себя неловко.
- Наверное, мне пора прощаться и...
- Останьтесь с нами, - приказала Кэти.
- Фламенко, - пробормотал Пинелли, - я хочу фламенко, дорогая. Она
знала, куда он хочет. Кэти назвала адрес таксисту. В зальчике оказалось
темно. Мы сели втроем с одной стороны круглого стола и стали смотреть на
маленькую сцену, где под очень яркими лампами на кухонном столе сидел
мужчина и играл сложную испанскую музыку на самой яркой гитаре, какую я
когда-либо видел. Его ногти были длиннее, чем женские. Пинелли что-то
нашептывал жене. В том баре мы выпили очень много белого вина.
В два тридцать, когда музыка кончилась и Джон Пинелли обмяк, закрыв