"Джон Макдональд. Месть в коричневой бумаге" - читать интересную книгу автора

подозрения насчет этой парочки, грека и англичанина, так что убедить его
было легко. Пришлось побыстрее поворачиваться, ибо грек был проворнее змеи
и вооружен. Когда они были связаны, я, осматривая багаж и обыскивая их
самих, рассказал Рокси, за чем они охотились. Конверт с банковским векселем
на предъявителя лежал в чемодане грека, а вместе с ним и подписанное письмо
в банк, передающее мне полномочия распоряжаться от имени Майка Пирсона.
Оставлено место для моей подписи и еще для одной - должно быть,
представителя банка. У грека в бумажнике нашлись две тысячи долларов, а у
англичанина около пятисот. У англичанина в специальном промокшем от пота
поясе оказалось еще одиннадцать тысяч. Логично было предположить, что это
деньги из сейфа в каюте Майка. По моему мнению, Майк, получивший хороший
удар по крепкому черепу, безусловно, не был заинтересован в каком-либо
привлечении закона. Рокси тоже не рвался пообщаться с багамской полицией.
Вроде бы англичанин и грек не собирались выдвигать никаких обвинений И было
совершенно понятно, что попытки вытянуть из них хоть слово потребуют весьма
старательной стимуляции, на которую у меня никогда не хватало духу. Они
явно умели твердо, профессионально молчать.
Поэтому я отдал пятьсот долларов Рокси, который заметил, что это
слишком много, но спорить не стал. Мы перегрузили их на "Беби-Биф", Рокси
развернул "Бетти Би" и направился в родной порт. Я дошел до Барнет-Харбор,
приблизительно на полпути между Южным Бимини и Кэт-Ки, где посадил их на
старую ржавую посудину - на старушку "Салону", болтавшуюся там на якоре с
1926 года, которая во времена сухого закона использовалась как плавучий
склад спиртного. Ночь им предстояла тяжелая, но назавтра их обязательно
подберут рыбаки или ныряльщики У них осталось все имущество, документы и
больше двухсот пятидесяти долларов. Судя по виду, они наверняка должны были
изобрести объяснение, которое не привлекло бы к ним пристального внимания.
Я пошел назад в гавань Бимини, подыскал место для швартовки, где судно
оставалось бы в целости и сохранности. Мы успели на дополнительный рейс до
Нассау, и я позвонил старым друзьям на Лайфорд-Ки. Они не позволили нам
остановиться в отеле и, поскольку у них шло, по их словам, "веселье средней
степени тяжести", прислали за нами в аэропорт машину. Почти все воскресенье
мы валялись у бассейна, рассказывая байки.
В понедельник утром я в одолженном автомобиле поехал в город к главным
офисам на Бэй-стрит возле Роусон-сквера. В связи с масштабом финансовой
операции ее пришлось проводить в закрытом заднем кабинете. Мне вручили
квитанцию с указанием даты, часа, минуты совершения вклада,
идентификационного номера чека на предъявителя вместо суммы и номера счета
вместо имени Пирсона. Квитанцию отягощала массивная фигурная печать.
Банковский представитель нацарапал на ней не поддающиеся расшифровке
инициалы. Тогда я не понимал, до чего хорошо рассчитал время.
Рано утром мы с Мейером успели на дополнительный рейс назад в Бимини.
День был ясным, солнечным и холодным. Течение утихомирилось, и неспешный
переход, длившийся два с половиной часа, оказался гораздо приятнее нашего
олимпийского броска на "Беби-Биф".
Придя на пирс 109, чтобы отдать Майку полученное, я нашел "Лайкли
леди" запертой на все замки. Молодые супруги на борту стоявшего рядом
большого кеча сказали, что в полдень в разговоре с ними Морин, старшая
дочь, сообщила о критическом состоянии ее отца.
Я известил Мейера и пошел в больницу. Когда наконец выпал шанс