"Андрей Макаревич. Занимательная наркология " - читать интересную книгу автора

а перед концертом - чуть-чуть, для куража, или, как говорили, "для завода".
С семьдесят девятого года мы отправились в бесконечные гастроли, и сейшены
превратились в концерты - приятную, но всё-таки работу. Наши глотки не
выдерживали гастрольного графика (понедельник-пятница по два концерта в
день, суббота-воскресенье - иногда по три). Я ещё не имел никакого
авторитета и не мог запретить продавать третий концерт - публика ломилась, а
директора программы изумлялись - мы ж для вас стараемся, вам бабки не нужны,
что ли? Так вот, глотки садились, и коньяк в небольших количествах был
просто необходим (рюмка перед первым концертом, ещё одна перед вторым).
Коньяк - грузинский или армянский - три звёздочки - повсеместно продавался в
артистическом буфете за кулисами дворцов спорта. Я настолько насобачился,
что замечал недолив в два-три грамма и выигрывал все споры с барменами,
какими бы честными у них ни были глаза. Однажды в городе Волгограде за три
минуты до третьего звонка, покупая в буфете две по пятьдесят себе и
Кутикову, я заметил вслух, что уже пятый раз оплачиваю это удовольствие, а
то, что у Кутикова в концертных штанах нет кармана для денег, так это не
причина. Гордый Кутиков, опорожнив рюмку, повернулся к буфетчице и произнёс:
"Будьте добры, сто пятьдесят лучшего коньяку для моего друга!" Впечатлённая
буфетчица подала мне почти полный стакан. Я принял его залпом и сообщил, что
не могу уйти, не ответив другу. Пришлось и Сане махнуть сто пятьдесят. К
этому моменту звонки уже отзвенели, в зале сняли свет, и публика послушно
заревела. На сцену я вышел легко - как обычно. Первая песня называлась
"Возникает из недопетости...", и я пел её один под гитару в луче пушки. Ко
второму куплету случилось страшное - я понял, что не могу координировать все
свои действия, потому что приходится одновременно делать массу вещей -
зажимать аккорды левой рукой (в нужной последовательности!), правой -
перебирать струны в строго определённом порядке и при этом петь, попадая в
ноты и не путая слова. Я покрылся холодным потом. От ужаса я, кажется,
выдавил весь коньяк через поры, и к последнему куплету стало легче. Не люблю
коньяк до сих пор.
Ну вот, яркое подтверждение известной присказки: "Что русскому хорошо,
то немцу смерть". Конечно, держать спортивную форму и быть готовым
выложиться на сцене - непросто, и требует соблюдения спортивного режима.
Здесь мы затрагиваем важный вопрос индивидуальной толерантности - то есть
способности пере-работать определённый объем алкоголя без существенного
вреда для поведения и здоровья. Даже не представляю себе, что может один
бокал сухого вина сделать с человеком, чтобы на следующий день страдать от
него. Можно предположить, что кумир автора и миллионов в юности страдал
запоями. В этом случае и одной рюмки достаточно, чтобы "запустить процесс".
Организм требует продолжения банкета, и отказ от этого предложения вызывает
встречные забастовочные действия: сегодня бегать не хочу. Алкоголиком
человек не перестает быть, даже если не пил 30 лет - биохимия изменена. И
это не вина, а беда. Надеюсь всё же, что описанный эпизод - проявление
индивидуальной непереносимости - когда в организме отсутствует или снижено
содержание алко-гольдегидрогеназы. В этом случае даже небольшая доза
алкоголя вызывает неадекватные последствия. Что касается коньяка, выпитого с
Кутиковым, - случай обычный. К слову - о коньяке. В городе Коньяк, на реке
Шарант, недалеко от Бордо, в XV веке шла активная торговля белым вином,
которое покупали большей частью голландцы для дальнейшей перепродажи. При
хранении и транспортировке вино портилось, и голландцы, которые производили