"Леонид Ляшенко. Александр II, или История трех одиночеств (Серия "Жизнь замечательных людей")" - читать интересную книгу автора

единственным человеком, с которым он пытался это одиночество разделить, с
которым был свободным и откровенным до конца, стала Катя Долгорукая -
глупенькая, предельно далекая от понимания государственных дел, но любящая и
преданная беспредельно; ее Александр II, несомненно, воспринимал как часть
самого себя.
Л. М. Ляшенко, сумев, на мой взгляд, создать живой и убедительный образ
Реформатора, подробно освещает и сами реформы, анализируя весь ход их
подготовки и проведения в жизнь. И здесь вполне можно спорить с автором о
частностях; но нельзя, по-моему, не оценить его общую позицию, которая, как
мне представляется, до сих пор не совсем обычна для нашей научной
литературы. Ведь мы в общем-то привыкли представать перед читателем в
судейской мантии и выносить приговор своим героям; и, как полагается при
этой процедуре, стремимся сформулировать этот приговор предельно ясно, четко
и однозначно. Для этого нам свыше, в духе нашей единственно верной
идеологии, задавались определенные формулировки, как то: "прогрессивный",
"реакционный", "буржуазно-либераль-ный", "дворянско-помещичий" и т. п.
Приговор выносился окончательный и обжалованию не подлежал - вплоть до
очередного "колебания" и видоизменения самой передовой идеологии. Сейчас
вроде бы идеология эта пала - но навыки остались и изживаются с большим
трудом. Категоричность, безусловная убежденность в своей правоте по-прежнему
являются характернейшей чертой постсоветской историографии. Переодеваться в
штатское, очевидно, неохота, хотя суд давно уже - лет десять - законных
полномочий лишен...
Л. М. Ляшенко от роли судьи отказывается, по-моему, совершенно
сознательно. Зато он стремится - иногда это удается, когда в большей, когда
в меньшей степени - показать всю сложность ситуации в России на роковом
переломе, всю предельную запутанность, порой, кажется, просто неразрешимость
вставших перед Реформатором проблем.
Как, отменяя крепостное право, найти равнодействующую в соблюдении
интересов помещиков и крестьян? Как, создавая местное самоуправление и
свободный суд, совместить их с самодержавными устоями? Как, отказываясь от
коренных устоев, сохранить в государстве порядок и стабильность? Для
большинства наших историков ответы на эти, так же, как и на прочие вопросы,
известны заранее. Меня всегда поражало, с какой детской простотой и
непосредственностью решают важнейшие проблемы государственного бытия люди,
нередко неспособные воспитать своих собственных детей, поддерживать
нормальные отношения с близкими, работать в коллективе. В личной жизни все
валится из рук, сложно, все в тумане, а на бумаге - предельно четкие
соображения о том, что нужно было сделать в 1809-м, как нужно было
действовать в 1825-м, чего недоучли в 1861-м...
Осторожность в конечных выводах, корректность и сдержанность
характеристик, та позиция, которую бы определил как добросовестное
недоумение перед сложностью исторической ситуации, - все это мне кажется
своевременным и плодотворным. Приветствуя в своей книге плюрализм в научной
сфере, сам автор работает в его духе. Нам предстоит еще долго и мучительно
осознавать прошлое, которое всегда будет присутствовать в нашей современной
жизни. Подниматься по лестнице исторического самосознания нелегко; я думаю,
что книга Л. М. Ляшенко для многих станет надежной спутницей на этом пути.

А. Левандовский