"Сергей Львов. Друг моего детства" - читать интересную книгу автора

книги Рубакина, Алтаева, Поля де Крюи, Заяицкого, Плавильщикова,
Богдановича, Данько. Левенгук шлифует стекла, а потом смотрит сквозь эти
стекла на каплю дождевой воды; Леонардо да Винчи рисует на щите чудовище,
составив его изображение из разных зверей, змей и насекомых; Бетгер,
рассеянно покатав в руке комок пудры с парика, открывает секрет китайского
фарфора; Де Лонг прощается с затертой во льдах "Жаннетой"; киязь-бунтовщик
Кропоткин; солдаты Черниговского полка; писарь Клеточников открывает
народовольцам секреты Третьего отделения; Вамбери в одежде дервиша идет по
тропам Персии; английский мальчик от лени изобретает регулятор паровой
машины, и другой английский мальчик работает на фабрике ваксы, чтобы все об
этой фабрике запомнить и когда-нибудь написать...
Я задавал вопрос и записывал на бумаге ответ, а бумагу переворачивал. И
если "дачные" не знали, когда жил Спалланцани, что изобрел Фультон, что
стало с детьми человека, который первым предложил перелить кровь, я
пересказывал на память целые страницы из любимых книг, дополняя их
подробностями.
Первые мои ответы "дачные" пробовали проверять по энциклопедии, а потом
просто стали слушать. Если я ошибался, они не замечали.
Когда мы кончили игру и выглянули в окно, дождь уже давно перестал,
тротуары просохли. Но в кино мы уже опоздали. Восьмой час, нам не продадут
билетов. Я сказал ребятам, что "Снайпера" можно посмотреть и в другой раз,
а сейчас лучше пойти ко мне, я покажу книги, в которых все это вычитал, и
мы можем сделать опыты, которые описаны в книге Перельмана "Чудо нашего
века".
"Дачные" двинулись за мной, и я был так счастлив, что не сразу заметил:
Аркадий остался дома. Но даже это не испортило мне весеннего вечера, когда
я снова почувствовал переполняющую меня радость. В этот день я лег спать,
зная, что завтра, ну, послезавтра все должно перемениться. Должно случиться
что-то хорошее.
И случилось!
Мы занимались во вторую смену. Я приходил домой, и дорога от школы до
дома по весенней вечерней улице Горького еще долго звенела у меня в ушах и
гудела в крови.
В тот вечер накануне выходного дня (выходные были тогда не по
воскресеньям, а шестого, двенадцатого, восемнадцатого и так далее) мама не
спросила: "Ну, что в школе?" - она внимательно посмотрела на меня и
медленно выговорила:
- Тебе письмо!
- От кого? - спросил я. Раньше я получал письма только от родителей.
- Не знаю. Письмо у тебя на столе.
Я подошел к столу, за которым делал уроки. На столе поверх стопки
учебников лежало письмо.
Почтовая марка. Штемпель. Наш адрес. Наша фамилия. Мое имя.
У меня остановилось, а потом заплясало в груди сердце.
Только один человек на свете мог написать мне письмо. Только один
человек на свете должен был написать мне письмо. Только от одного человека
на свете всю эту долгую осень, всю эту бесконечную зиму, всю эту короткую и
быструю весну я ждал письма. И этот человек написал мне.
Марина!
Я еще не вынул письма из конверта, а уже знал, что письмо написала она.