"Аркадий Львов. Двор, книга 3 " - читать интересную книгу автора

преступной антипартийной и антигосударственной деятельности Берии принято
было решение об исключении Берии из состава ЦК, из партии и освобождении по
указу Президиума Верховного Совета СССР от должности министра внутренних дел
СССР и всех других государственных постов, которые он занимал. Одновременно
решено было возбудить против Берии уголовное дело и передать на рассмотрение
Верховного суда СССР.
Андрей Петрович слушал сообщение из Москвы вместе со своей Мариной, на
которую, казалось поначалу, нашел столбняк, потом, наоборот, она закрыла
лицо руками и стала дрожать, как будто от внезапного озноба. Муж налил в
стакан воды, подал, сказал, пусть выпьет. Марина пить не захотела, стакан
отставила, видно было, борется, старается взять себя в руки, наконец,
справилась, принялась убирать со стола тарелки, чашки, положила в раковину,
залила горчичным раствором и вдруг засмеялась.
Бирюк пожал плечами:
- Ну, Марина Игнатьевна, скажу тебе...
- Что ж ты мне скажешь, Андрей Петрович? Сама знаю, что ничего хорошего
не скажешь. А мне чего? Такая родилась. То страх забирает, то смех берет.
Баба. Истеричная баба. Нема Овсеича рядом. Он бы диагноз с ходу поставил:
мещанский комплекс - и хочется, и колется.
Андрей Петрович сказал: диагноз точный. Если по телепатии от Дегтяря,
тогда хоть нет его рядом, но всегда с нами. От правды сами не скроемся, и
она от нас никуда не скроется.
Эге, подтвердила Марина, не скроемся: так и будем гоняться друг за
дружкой. Главное, чтоб мозгами не тронуться и чтоб сердце выдержало.
- Андрей, - Марина подошла к мужу, прижалась, - что происходит? Я
боюсь, мне страшно. Сколько себя помню, всегда был Берия. Про Берию
пионеркой знала, что он из Грузии, грузин, как Сталин. По-грузински могли
друг с другом говорить. И вдруг на тебе, антипартийная, антигосударственная
деятельность! Когда? Уголовное дело! За что, за какие грехи? Ты смотри,
докторов выпустили, Ланду ждем. Из лагерей выходят люди. На Украине, в
Белоруссии, у нацменов на главных постах везде были русские. Теперь своих
ставят, по нации. В Измаиле была, дунайскую селедку открыто продают, рыбаки
говорят, милиция не дергает, как дергали год, два года назад. Колхозники с
огородов своих везут на базар у себя в районе, в городе, у кого сколько
есть, грузят на полуторки, на трехтонки - и гайда, куда едут, туда и
приедут.
Андрей Петрович слушал Марину, не перебивал, дивился не мыслям, не
практическим примерам из жизни, как выстроила их, а тому, что мысли и
примеры подчинены были одному чувству, какое сложилось у нее давно, при
жизни Сталина, потому что оба, Сталин и Берия, грузины, и здесь все раз и
навсегда.
- Ну, - сказал Бирюк, - вижу, товарищ бухгалтер, все у тебя в
гроссбухе - приход-расход, дебет-кредит - в полном балансе. А в ЦК, думаешь,
бухгалтера хуже тебя?
- Ты меня, Андрюша, за дурочку, за идиотку, что ли, держишь? -
удивилась Марина. - Ты забудь, что майор, что Золотая Звезда и колодки. Ты
мне муж, я тебе жена, и говорю с тобой, как душа, как совесть велит, а курсы
политграмоты мне, знаешь, - Марина хлопнула себя рукой по заду, - до одного
места.
Глаза у Андрея Петровича, как будто подсветили изнутри, сделались