"Аркадий Львов. Улица Франсуа Вийона" - читать интересную книгу авторазапыленного стекла, а швы, соединявшие их, почернели, как
прутья решетки, крытые копотью и временем. За решеткой, у стола посреди камеры, сидел человек. Обе руки его, сжатые в кулаки, лежали на столе. Изредка он пово- рачивал кулаки и рассматривал их удивленно, будто непонятно было, чьи они и откуда они здесь. Затем, убеждаясь, видимо, что это его собственные руки, он досадливо морщился, потому что руки были чересчур изящны, чересчур слабы и при здешней решетке явно не способны были бы сослужить добрую службу своему хозяину, вздумай он выбраться наружу. Язычок пламени над глиняным черепком беспорядочно кланял- ся влево и вправо, не то подчиняясь человеческому дыханию, не то убегая от него. Человек поднял левую руку и протянул палец к огню. Язычок прогнулся дугой, охватывая палец, а че- ловек улыбался, словно это был чужой палец, палец врага, ко- торому огонь причиняет боль. Он смотрел на человека в камере, который держал палец над огнем, и по мере того, как росла боль, росло и чувство мсти- тельной радости: человек карал свою слабость. Но внезапно он почувствовал нестерпимую боль, и тот, в камере, отдернул ру- ку. На потолок легла узкая, как дверная щель, полоса света. - Солнце, - сказал человек и заплакал. - Солнце. Успокоясь, человек осмотрелся, слегка удивленный и расте- рянный, как всякий, кто привык искать свои очки, бумагу, пе- тех, которыми снабдили его здешние тюремщики, в камере не было. Тогда он поднялся и, подойдя к стене, стал быстро во- дить по ней пальцем. Красную стену прожигали, дрожа и вздер- гиваясь, пока человек писал, ослепительно белые слова: Зачем, зачем моей весною От книг бежал я в кабаки! Пишу я легкою рукою, А сердце рвется на куски... После этих слов человек закрыл лицо руками. Он не стонал; не всхлипывал, не вздрагивал - только из-под ладоней по грязным, давно не мытым, рукам сбегали торопливо, как слезы, две широкие, толщиной с вену,струи. - Ну вот, Франсуа, - сказал человек себе, опуская руки, - хоть зад у тебя не то, что у толстухи Марион Карги, но шее твоей тяжеленько придется. - Увы, - прошло по рядам, - ждет смерть злодея, и сколько весит этот зад, узнает скоро шея. - Увы, - развел руками Вийон, - судьба всегда охотно пот- чует нас знаниями, которые нам ни к чему. Я знаю летопись далеких лет; я знаю, сколько крох в сухой краюхе; я знаю, как смеются потаскухи; я знаю Смерть, что рыщет, все губя; я знаю книги, истины и слухи - я знаю все, но только не себя. |
|
|