"Аркадий Львов. Улица Франсуа Вийона" - читать интересную книгу автора

запыленного стекла, а швы, соединявшие их, почернели, как
прутья решетки, крытые копотью и временем.
За решеткой, у стола посреди камеры, сидел человек. Обе
руки его, сжатые в кулаки, лежали на столе. Изредка он пово-
рачивал кулаки и рассматривал их удивленно, будто непонятно
было, чьи они и откуда они здесь. Затем, убеждаясь, видимо,
что это его собственные руки, он досадливо морщился, потому
что руки были чересчур изящны, чересчур слабы и при здешней
решетке явно не способны были бы сослужить добрую службу
своему хозяину, вздумай он выбраться наружу.
Язычок пламени над глиняным черепком беспорядочно кланял-
ся влево и вправо, не то подчиняясь человеческому дыханию,
не то убегая от него. Человек поднял левую руку и протянул
палец к огню. Язычок прогнулся дугой, охватывая палец, а че-
ловек улыбался, словно это был чужой палец, палец врага, ко-
торому огонь причиняет боль.
Он смотрел на человека в камере, который держал палец над
огнем, и по мере того, как росла боль, росло и чувство мсти-
тельной радости: человек карал свою слабость. Но внезапно он
почувствовал нестерпимую боль, и тот, в камере, отдернул ру-
ку.
На потолок легла узкая, как дверная щель, полоса света.
- Солнце, - сказал человек и заплакал. - Солнце.
Успокоясь, человек осмотрелся, слегка удивленный и расте-
рянный, как всякий, кто привык искать свои очки, бумагу, пе-
ро, чернила. Увы, чуда не произошло - ни одной веши, кроме
тех, которыми снабдили его здешние тюремщики, в камере не
было. Тогда он поднялся и, подойдя к стене, стал быстро во-
дить по ней пальцем. Красную стену прожигали, дрожа и вздер-
гиваясь, пока человек писал, ослепительно белые слова:

Зачем, зачем моей весною
От книг бежал я в кабаки!
Пишу я легкою рукою,
А сердце рвется на куски...

После этих слов человек закрыл лицо руками. Он не стонал;
не всхлипывал, не вздрагивал - только из-под ладоней по
грязным, давно не мытым, рукам сбегали торопливо, как слезы,
две широкие, толщиной с вену,струи.
- Ну вот, Франсуа, - сказал человек себе, опуская руки, -
хоть зад у тебя не то, что у толстухи Марион Карги, но шее
твоей тяжеленько придется.
- Увы, - прошло по рядам, - ждет смерть злодея, и сколько
весит этот зад, узнает скоро шея.
- Увы, - развел руками Вийон, - судьба всегда охотно пот-
чует нас знаниями, которые нам ни к чему. Я знаю летопись
далеких лет; я знаю, сколько крох в сухой краюхе; я знаю,
как смеются потаскухи; я знаю Смерть, что рыщет, все губя; я
знаю книги, истины и слухи - я знаю все, но только не себя.