"Аркадий Львов. Улица Франсуа Вийона" - читать интересную книгу автора

театр, смерть которого казалась неминуемой еще в XX веке,
теперь действительно доживает последние часы своей жизни.
Великой и прекрасной жизни, неизменно добавлял "РТ", который
твердо знал, что эпитеты, даже самые неумеренные, не вскру-
жат головы умирающему.
- Они помнят тебя, - снова донеслось извне, - и рады те-
бе.
Он прошел к своему креслу, напряженно прислушиваясь к
шуршащему звуку, возникавшему у него под ногами. Звук был
очень слаб и, кроме него самого, едва ли кто-нибудь слышал
этот звук, но он готов был остановиться всякий раз, когда
предстояло сделать следующий шаг. Уже сидя в кресле, он по-
нял, откуда шел страх: человек на сцене - человек в костюме
арлекина с белым, как толченый мел, лицом - отчаянно корчил-
ся, превозмогая чудовищную боль сердца и стыд перед людьми,
которые видят эти его муки; чудовищная боль сердца и стыд
перед людьми убивали человека, но никто не услышал его голо-
са.
Человек с белым, как толченый мел, лицом умер - мышцы его
одеревенели, он стоял прямой, как мумия, со сложенными на
животе руками; лицо, освобожденное от гримасы страдания, бы-
ло бесстрастно и напоминало о вечности, не подвластной вре-
мени, потому что она сама - время. Потом какая-то сила стала
уводить его с авансцены, но, странное дело, он не только не
уменьшался, как полагается всякому предмету, когда он удаля-
ется, а напротив, заметно увеличивался, так что, казалось,
еще полминуты, еще четверть минуты - он заслонит собою ог-
ромный экран в глубине сцены. Зрители, следуя за ним, безос-
тановочно подавались вперед, горячечно ожидая последнего
мгновения - когда человек на сцене закроет своим телом эк-
ран.
Едва человек стал удаляться, увлекая за собою сидевших в
зале людей, он тоже подчинился этой непонятной силе, но, по-
даваясь вперед, он все время чувствовал, что отстает от лю-
дей, что отставание это равно десятым долям секунды, которых
он вроде бы и замечать не должен, однако ощущение диссонанса
становилось все мучительнее и могло завершиться только одним
- катастрофой.
Миллисекунды отделяли его от катастрофы, но этих миллисе-
кунд, которые требовались ей, чтобы созреть сполна, уже не
было: на сцене погас свет - человек исчез. Люди откинулись
облегченно к спинкам кресел - он чувствовал, как расслабля-
ются их кисти на подлокотниках, как выпрямляются пальцы ног,
только что сведенные судорогой, как тело, внезапно ставшее
грузным, утопает в мякоти кресла.
Секунд через пятнадцать с рампы в дальнюю стену зала, по-
верх человеческих голов, ударили снопы света. В снопах иск-
рились, как микроскопические блестки серебра, бесчисленные
пылинки, и возникало отчетливое ощущение, что вот так же
клубились частицы, из которых был сотворен мир. Ощущение бы-