"Карусель памяти" - читать интересную книгу автора (Чемберлен Диана)

28

Вена

– Итак, вы привыкли расставлять все по полочкам, – говорила Дебора Парлоу, – а эта женщина на мосту оказалась чем-то не вписывающимся в общий порядок вещей.

Клэр кивнула со своего места на краю дивана в кабинете Деборы. Она разговаривала с психоаналитиком вот уже десять минут, и ее нетерпение скорее росло, чем ослабевало. Она одним глазом наблюдала за дверью кабинета. Она спросила у Пэт Виковски фамилию психоаналитика, не сказав, для кого она старается, и Пэт горячо порекомендовала Дебору.

– Очень квалифицированная и мягкая в обращении, – сказала она. Клэр не сомневалась в правильности оценки Пэт, но дело было не в этом. Она просто не могла ни с кем говорить на эту тему. За одним исключением.

– И с той ночи вы не можете сосредоточиться на своей работе?

– Верно, – подтвердила Клэр. Если бы она не была половиной команды Харти-Матиас, ее бы давно уволили. И дома от нее не было никакого толку. Накопились горы стирки, и она не могла вспомнить, когда в последний раз готовила обед или просто что-нибудь, кроме тех готовых продуктов, которые закупала в бакалейном магазине.

– И вы упомянули о головокружении? – сказала Дебора.

– Да. Именно с той ночи. Оно бывает не всегда. И не слишком сильное. Иногда у меня такое чувство, что я падаю, но длится такое состояние недолго. Но это не самое худшее.

– А что же самое худшее?

Меня мучают короткие вспышки памяти – по крайней мере, так я это называю. Мой друг предположил, что, возможно, это могут быть воспоминания из прошлого. А, может быть, просто плод воображения. Я не знаю. – Она посмотрела на Дебору, ожидая подтверждения этой теории, которого не последовало.

– На что это похоже? – спросила Дебора.

Клэр быстро покачала головой.

– Не думаю, что смогу говорить об этом. Не сейчас. И без уточнений.

– Хорошо. Давайте в общих чертах.

– Ну, они – странные. Иногда неожиданно возникают без каких-либо на то оснований. В другой раз их провоцирует что-нибудь. Самое худшее произошло недавно в Монтичелло. Я там увидела кое-что – просто архитектурное украшение, которое по неизвестной причине так взволновало, что меня вырвало прямо в помещении.

Дебора нахмурилась.

– Должно быть, вам стало очень неловко.

– Ну, да. Но все прошло, и теперь с этим покончено.

– Неужели?

Клэр хотела кивнуть, а потом сделала гримасу.

– Ну, честно говоря, я все еще нервничаю, не случится ли такое снова. Ведь невозможно предугадать, начнется ли это на совещании или в бакалейном магазине…

– Или в этом кабинете?

Она почувствовала, что ее щеки краснеют. Так по-детски.

– Да, – сказала она.

Дебора сочувственно улыбнулась.

– Туалет – сразу же за моей дверью справа. А плевательница – в дюйме от вашей правой ноги.

– Ладно. Спасибо. – Клэр попыталась получше усесться на диване, но это удалось ей только на секунду, а потом она снова вернулась к прежнему положению на краю кушетки. Ей хотелось хоть немного расслабиться.

– Итак, эти воспоминания кажутся связанными каким-то образом с событиями из вашего прошлого?

– «Воспоминания» – не совсем верное слово, – сказала Клэр. – Скорее короткие видения, и я, кажется, не способна связать их с чем-нибудь, что когда-либо происходило со мной. – Она выглянула в окно. В поле зрения попала большая плакучая ива. – Сначала мне хотелось просто от них избавиться. Чтобы они прекратились. Но очевидно, что этого произойти не может, и теперь я действительно хочу понять, что же за ними кроется. Проследить, куда они меня приведут. Однако это приводит меня в ужас. Неизвестность. Я хочу знать, и в то же время – не хочу. – Она сомневалась, удастся ли ей проследить эти образы с помощью Деборы Парлоу. Она ковыряла пальцем сиденье кушетки, готовая быстро вскочить и выбежать из кабинета.

– То, что вы так чувствуете, понятно. – Дебора переменила положение на стуле. – Но воспоминания, которые мы по какой-либо причине блокируем, обычно не появляются до тех пор, пока мы к ним не будем готовы.

– Ну, я не вполне уверена, что я – готова. – Клэр описала сон, который она видела прошлой ночью. Она стояла в своей кухне, и все дверцы шкафчиков были открыты, все внутреннее их пространство было заполнено темнотой, такой же, как темнота за окошками в спальне Томаса Джефферсона. Она ходила по кухне решительным шагом, распахивая дверцы шкафчиков одну за другой, повторяя: «Нет, нет, нет».

Дебора казалась заинтригованной.

– Что вы боитесь узнать, если в самом деле вглядитесь попристальней в эти обрывки воспоминаний?

Клэр изучающим взглядом смотрела на свои руки на коленях. Что она боится понять? Что ее жизнь была не такой, как кажется? Что у нее было трудное детство? Что ее брак – неудачный?

– Я не знаю, – сказала она.

– Не было ли в вашем прошлом, в детстве каких-нибудь оскорблений, Клэр?

Она в удивлении подняла брови.

– Вы имеете в виду сексуальных?

Дебора пожала плечами.

– Нет. Никаких сексуальных, физических или даже словесных. Ничего подобного. Все в порядке. И фрагменты воспоминаний вовсе не оскорбительного характера.

«Кровь на белом фарфоре».

Клэр заерзала на кушетке, подняв руку, как будто для того чтобы отмахнуться от видения. Она быстро успокоилась, положив руку на колени.

– Я просто видела… – Она покачала головой.

– Образ?

– Да. Я не хочу об этом говорить. Простите. Не подумайте, что это увертка. – Если бы Рэнди был тут, она смогла бы рассказать.

– Все в порядке. – Дебора задумчиво посмотрела на нее. – Вы помните, как вы росли? – спросила она.

Клэр опять посмотрела в окно.

– Это было замечательно, – сказала она. – Я много времени проводила на ферме моих дедушки и бабушки. Хотя, – она посмотрела на Дебору, – были события, которые никак не назовешь приятными – например, развод моих родителей, но я ничего об этом не помню.

– Ваши родители еще живы?

– Нет.

– Как давно они умерли?

– Полагаю, что они оба умерли около десяти лет назад.

– А как они умерли?

– Я не знаю, как умер мой отец. Мы к тому времени сильно отдалились. Моя мать умерла от рака легких.

– А вы были близки со своими дедушкой и бабушкой?

– Очень. Особенно с дедушкой. Он был резчиком карусельных лошадок и большим весельчаком.

– О! Могу представить. – Глаза Деборы разгорелись. Она задала несколько вопросов о карусели и о ее деде, но Клэр отвечала только по сути дела, понимая, что Дебора использует эту тему, чтобы она почувствовала себя непринужденно, чтобы достичь взаимопонимания. Ей хотелось бы, чтобы эта уловка сработала.

– Сколько вам было лет, когда умер дедушка? – спросила Дебора. – А бабушка?

– Мне было… – Клэр неожиданно почувствовала провал в памяти. Она прижала пальцы к вискам, закрыла глаза, стараясь отыскать ответ в пустоте. Наконец она посмотрела на Дебору. – Не имею совершенно никакого представления, – призналась она.

У Деборы на лице появилось недоуменное выражение.

– Вы можете вспомнить, как они умерли?

И снова Клэр порылась в памяти и на этот раз выудила частичку правды.

– Моя бабушка умерла во сне, – объявила она.

– От?

Клэр пожала плечами.

– Старости? Я не знаю. Подождите-ка. Мы перестали ездить на ферму, когда мне было тринадцать?.. Следовательно, она умерла где-то в это время.

– А дедушка? Вы помните, когда и как он умер?

– Он… – В этот раз Клэр сократила свое путешествие в пробел памяти. Она пожала плечами. – Мне жаль…

– Никаких братьев или сестер?

Она сказала ей о Ванессе, и Дебора еще сильнее нахмурилась, слушая рассказ Клэр о том, как ее отец выкрал Ванессу и увез. Дебора задала несколько вопросов о Лене Харти, и Клэр ответила на них более или менее связно. Однако и тут она многого не знала.

– А как насчет вашего мужа? – спросила Дебора. – Вы можете говорить с ним об этих обрывках воспоминаний?

Клэр заколебалась. Медленно покачала головой.

– Мне неудобно рассказывать ему об этом, а он чувствует себя неловко, слушая эти рассказы. Но… – Клэр закусила губу. – Есть человек. Он брат той женщины на мосту. – Она описала, как познакомилась с Рэнди. – По какой-то непонятной причине он – единственный человек, которому я могу рассказать о том, что происходит. С ним я чувствую себя в полной безопасности.

Дебора снова заерзала на стуле, на этот раз полностью переменив позу.

– Ага! Следовательно, в этом-то все и дело.

– Это – не романтическое увлечение. – Клэр старалась пресечь в корне подозрения психоаналитика.

– Понимаю. – Дебора задала несколько вопросов о Рэнди, несколько вопросов о Джоне. Клэр старалась описать свою любовь к мужу и нежное чувство защищенности, которое она испытывала с Рэнди, но скоро поняла, что ничто не изменит мнения психоаналитика.

Она подумала, еще глубже утопая в сиденье кушетки, что все бесполезно. Если бы она могла сделать так, чтобы Дебора поняла ее чувства, или если бы она могла не позволять этим обрывкам воспоминаний всплывать в этом кабинете, так что ей нужно было от них отмахиваться. Она вспомнила свой сон. Распахнутые настежь дверцы шкафчиков. Нет, нет, нет.

– Вероятно, здесь лучше всего, если мы будем встречаться с вами два раза в неделю, – сказала Дебора. – Я понимаю, что сейчас это вас пугает, Клэр, но мы постараемся сделать этот кабинет местом, где вы могли бы без опасений давать волю своим воспоминаниям.

Клэр думала, что ничто не поможет Деборе сделать этот кабинет местом, где она чувствовала бы себя в безопасности.

– Как насчет раза в неделю? – спросила она, и ей не потребовалось много времени, чтобы убедить психоаналитика принять ее предложение.

Тем же вечером она все рассказала Джону: она чувствует себя чрезвычайно неловко в кабинете Деборы Парлоу. Она, конечно, будет к ней ходить, но у нее серьезные сомнения относительно того, сможет ли она когда-нибудь разрешить ее проблемы.

– Если не выйдет с ней, мы найдем тебе другого психоаналитика, – сказал Джон с тем оптимизмом, которым она сама когда-то в большей мере обладала.

На следующее утро после сеанса с Деборой Клэр проснулась от звуков сирен, ударов, криков и непрестанно пульсирующих звуков органа.

«Позволь мне называть тебя любимой».

Она попыталась закричать, но звуки застряли у нее в горле. Она схватила Джона за руку, тряся его, и, когда он не проснулся, выскочила из постели в панике. Когда она бежала из комнаты в коридор, все кружилось перед глазами.

В гостиной она достала из дивана вязаный шерстяной платок, завернулась в него и села, потянувшись к телефонному аппарату. Она набрала номер Рэнди, сирены все еще завывали у нее в мозгу. Ее сердце колотилось о грудную клетку, и она оперлась о подушки, надеясь, что ее не будет тошнить.

– Алло? – Голос Рэнди звучал глухо со сна. Сколько было времени? Она не имела ни малейшего представления.

– Я разбудила тебя. Прости, но у меня – ночной кошмар, а может быть, опять эти воспоминания. Я не знаю. – Она плакала, и только тогда поняла, что плачет уже с тех пор, как только открыла глаза. Может быть, она плакала и во сне. – Это ужасно, Рэнди. Я могу даже…

– Успокойся, – сказала Рэнди. – Дыши глубоко. – Его голос был низкий, спокойный и ласковый, и она схватила телефонную трубку двумя руками и попробовала восстановить правильное дыхание. Ее сердце собиралось выпрыгнуть из груди.

– Там были сирены «скорой помощи», – сказала она. – Сначала они слышались на некотором расстоянии, потом все ближе и ближе. И еще «Позволь мне называть тебя любимой». Органная музыка, как на карусели. И они с шумом хлопали рамами, закрывая их – большие деревянные рамы, и…

– Кто это «они»?

Клэр закрыла глаза, чтобы попробовать вызвать образ снова, но вместо этого увидела полотенце, висящее на крючке, стена позади вешалки для полотенец была из белых плиток. Полотенце тоже было белым, но на нем алели пятна крови. Клэр вскочила с дивана, как будто могла убежать из картины, возникшей у нее в мозгу.

– О, Господи, Рэнди, – сказала она, – сделай так, чтобы они ушли! Эти вспышки все продолжаются. А может быть, я их сама делаю. Они до сумасшествия реальны. Но если это я их вызываю сама, тогда я сумасшедшая.

– Ау, Клэр? – Снова спокойный, глубокий голос звучал у нее в голове, и она неподвижно встала посередине комнаты. – Ты поняла, кто захлопывал рамы?

– Нет. – Она прижала руку ко лбу. – Это был просто звук. Хлопанье.

– А откуда ты знаешь, что это звук захлопывающихся рам?

– Просто знаю, и все.

– А что еще?

– Кто-то кричал.

– Женщина или мужчина?

– Я думаю, что женщина. – Неожиданно начался приступ головокружения, и она опять села на диван, с трудом переводя дух. – Я больше не могу. Нужно положить этому конец.

– Что заставляет тебя думать, что это были сирены «скорой помощи»? Не пожарной машины и не полиции?

– Рэнди, я больше не могу. У меня так кружится голова, и Джон может проснуться в любую секунду. – Ее трясло. Она потянула платок, чтобы прикрыть ноги. – Как бы мне хотелось, чтобы ты был здесь, рядом со мной, – сказала она. – Я думаю, что смогла бы справиться с ним тогда – я имею в виду со сном.

Последовало продолжительное молчание. Ее сердце глухо стучало у нее в ушах.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал, Клэр? – спросил наконец Рэнди. – Я бы с удовольствием был бы там, рядом с тобой. Я все время думаю о тебе. Но мы не можем видеться друг с другом без чувства вины, а я этого вовсе не хочу.

– Я знаю, – сказала она тихо, радуясь, что в нем говорит голос здравого смысла, который, казалось, она потеряла совсем.

– Мне жаль, что ты все еще страдаешь, – сказал он. – Я надеялся, что Джон был прав, и поскольку меня уже нет в твоей жизни, ты будешь чувствовать себя лучше.

– Я не думаю, что мне когда-нибудь будет лучше, если я не узнаю, почему это со мной происходит. Я начала сеансы с психоаналитиком, но боюсь разговаривать с ней об этих проблесках памяти. Я чувствую так, как будто случится что-то ужасное, если я начну рассказывать о них, когда тебя нет рядом. Похоже на то, что я совершенно теряю остатки здравого смысла, которого с каждым разом остается все меньше. О, Рэнди, как я могу увидеть тебя? Я не хочу больше лжи, но Джон никогда не поймет.

– Он знает, через что тебе пришлось пройти?

– Немножко. Джон хочет мне помочь, но он не в состоянии этого сделать. Возможно, если я очень попрошу его, он меня выслушает, но, по правде говоря, я чувствую, что только с тобой я могу вдаваться в подробности.

Она вздохнула. Ее сердцебиение наконец успокоилось. Дрожь прекратилась, и она не думала, что сможет вызвать звуки сирены или хлопанье рам, если попытается.

– Мне уже лучше, – сказала она. – Пора. Джон скоро встанет.

Рэнди ответил не сразу.

– Я не хочу отпускать тебя от телефона, – сказал он наконец.

И она тоже не хотела.

– Если я найду способ увидеть тебя, ты захочешь этого?

– Конечно. Но если это не потянет за собой лжи.

– Нет. Я больше не хочу обманывать. – Она подумала, что слышит какой-то звук в коридоре. – Мне нужно идти.

– Хорошо, Клэр, пожалуйста. Позаботься о себе.

Она повесила трубку, но осталась на диване, завернутая в платок, цепляясь за то слабое чувство спокойствия, которое дал ей Рэнди, раздумывая, поддержит ли ее это в течение остального дня.

Джон проснулся как от толчка, когда Клэр выбежала из спальни. Она даже не задержалась, чтобы накинуть халат, и серый утренний свет омывал ее обнаженную кожу. Она плакала, захлебываясь слезами, как будто кто-то за ней гнался. Он позвал ее по имени, но, казалось, она его не слышала, и он выбрался из постели и пересел в свою коляску, чтобы поехать за ней.

Из коридора он слышал, что она взяла телефон, и тотчас же понял, кому она звонит. Он сидел и слушал, ему было стыдно от того, что он подслушивал. Ее всхлипы запали ему в душу. Он никогда не слышал в ее голосе такого отчаянья, такой паники. Страх, которому она позволила ему быть свидетелем за последние два месяца, был ничто по сравнению с настоящим ужасом, переполняющим ее. Однако она выливала его на Рэнди Донована. Говоря с Рэнди, она позабыла об осторожности, она Ничего не скрывала. Джон хочет помочь мне, но он не способен на это.

Она права. Он сидел тихо в коридоре, ожидая, когда она повесит трубку. Он старался ожесточиться, найти в себе силы и решимость, чего ему никогда не требовалось раньше. Он собирался помочь Клэр единственным возможным способом.

Она повесила трубку, и Джон въехал в гостиную.

Клэр завернулась в платок, поджала под себя ноги на диване, одно плечо у нее осталось голое. Ее лицо было бледно, и на нем читалось виноватое выражение ребенка, которого поймали, когда он делал что-то запрещенное. Он почувствовал болезненный прилив любви к ней, и, хотя ему хотелось подъехать на коляске поближе, остался в дверном проеме. Так ему будет легче.

Он почти мог видеть работу ее мозга, когда она пыталась придумать какое-то объяснение тому, почему она на ногах в такую рань, сидит, завернутая в платок на диване.

– Мне приснился ужасный сон, – сказала она. – Я перепугалась и позвонила Рэнди прежде, чем смогла осознать, что я делаю. Прости меня. – Было ясно, что она сказала это, решив больше не лгать ему.

– Я слышал разговор, – сказал он.

– Правда? – Черты ее лица заострились от тревоги.

– Да. Целиком.

У нее снова появились слезы, и она прижала кулак ко рту. Тем не менее он не сделал ни одного движения в ее направлении.

– Клэр, – сказал он твердым голосом. – Я хочу, чтобы ты ушла.

– Ушла? Что ты имеешь в виду?

– Я хочу, чтобы ты ушла из этого дома. Оставь меня.

– Что?

– Тогда ты сможешь видеться с Рэнди так часто, как захочешь, без…

– Нет! – Она поставила свою босую ногу на пол и наклонилась вперед. Это не то, чего я хочу.

– Очевидно, это то, что тебе нужно, тем не менее. Ты только что об этом сказала сама. Я слушал.

– Джон…

– Ты – права. Я не способен помочь тебе. Мне очень жаль… – Он почувствовал, как подступают слезы, и старался сдержаться. – Я слишком близко, чтобы тебе помочь.

– Ты уже помог мне, Джон. Ты…

– Я хочу, чтобы ты ушла, – прервал он ее. Неожиданно ему стало противно от ее манеры принимать желаемое за действительное, чтобы проблемы исчезли.

Клэр села опять. Она облизала губы. Морщинка между бровями стала еще глубже.

– Ты это говоришь не всерьез…

– Нет, я серьезен. Ты не можешь оставаться здесь. – Он крепко сжал руками колеса своей коляски. – Я больше не хочу, чтобы ты оставалась здесь.

– Но ты… как ты справишься?

Он резко втянул в себя воздух. Ее слова разозлили его, и гнев был хорошим выходом.

– Я – не ребенок! – сказал он. – Мне нужна жена, а не чертова сиделка!

– Не ори! – она отняла одну руку от платка, чтобы нетерпеливо откинуть волосы. – Пожалуйста, не сердись. Я не имела в виду ничего плохого. Я просто… Я не могу бросить тебя. Мне все равно…

– А мне не все равно продолжать жить так, как будто ничего не произошло, в то время как ты хочешь быть с другим.

Она открыла рот, чтобы возразить, но он опять ее прервал.

– Не отрицай этого, Клэр. Ты хочешь его, и я даю тебе разрешение быть с ним вместе.

– Все совсем не так, – защищалась она. – Это совсем не то, что ты думаешь. И никогда не будет. – Ее гнев был силен и в новинку ему. – У меня появился в первый раз друг-мужчина за всю мою взрослую жизнь, а ты его прогнал от меня.

– Итак, теперь я его тебе возвращаю. – Он начал разворачиваться со своей коляской. – А сейчас мне пора одеваться, чтобы пойти на работу. У тебя есть целый день, чтобы собрать вещи и уйти, но, пожалуйста, уйди к тому времени, как я вернусь домой.

– Что ты хочешь сказать? Почему у меня есть целый день? Мне тоже нужно на работу.

– Забудь о работе. Все равно ты там ничего не делаешь. Девяносто пять процентов работы по подготовке к итоговой конференции легло на меня.

Она уставилась в пол. Он понимал, что ей нечего возразить.

– Я понимаю, что не могла сосредоточиться хорошо на работе, – сказала она, – но я все-таки хочу пойти и…

– Нет, Клэр, – сказал он, раздражаясь. – Я не хочу тебя видеть, хорошо? Поняла? Я не хочу видеть тебя по утрам, после того, как ты проспишь с Рэнди всю ночь. – Его голос сорвался, и слезы, с которыми он боролся, полились по щекам.

Клэр тут же вскочила на ноги.

– Джон, пожалуйста! – Она схватила его за руку, но он оттолкнул ее. Его пальцы случайно захватили ткань платка, стянув его с ее груди, но он тут же ее выпустил, изо всех сил прижав ладони к своим бедрам.

Она опять села на пятки, натягивая платок на грудь.

– Спать с Рэнди – это не то, чего я хочу. – Тон ее голоса был побежденный и говорила она тихо. Он едва мог ее слышать. – Я только хочу, чтобы мне стало лучше. Я хочу чувствовать себя счастливой, как раньше, такой, как я была.

Ему хотелось, чтобы она стала на него кричать опять. Ее печаль все осложнила, и ему пришлось приложить усилия, чтобы развернуть свою коляску и выехать в спальню.

Уже в спальне он уставился на закрытую дверь и смотрел несколько минут, прежде чем начать одеваться. Безжизненные мускулы его бедер начало сводить, когда он натягивал брюки, и ему не один раз пришлось моргнуть, чтобы прояснилось его поле зрения. Он думал о Клэр, которая осталась в гостиной. Возможно, она звонит Рэнди. А может быть, она плачет, все еще пытаясь выяснить, почему он велел ей уйти. Это был самый тяжелый поступок в его жизни. Тяжелый, и болезненный, и рискованный. Но когда он чистил зубы и причесывал волосы, и рассматривал морщины под глазами в зеркале, то почувствовал растущую уверенность – он поступил правильно.