"Эли Люксембург. Боксерская поляна" - читать интересную книгу автора

был классный пловец: разбегался, нырял прямо сверху и плавал в свое
удовольствие. А я клал свою буханку на бетонный бордюр и сползал к воде,
только что окунаясь, дрожащий кретин. Но однажды, подыхая от зависти,
оттолкнулся изо всех сил от ненавистной железяки и повлекся далеко на
середину. Когда же захотел назад, оглянулся, то опупел от ужаса. И в тот же
миг прекрасные, смарагдовые воды этой гнусной лужи сомкнулись надо мной, и я
отправился погулять на дно. Шел я туда камнем, с открытыми глазами, полными
смертного страха, поэтому отлично запомнил на всю жизнь, какого цвета была
там вода в разных слоях. Семеныч извлек меня на поверхность, долго
откачивал. Там и кричать о помощи было некому, бассейн этот стоял на самом
отшибе.
Теперь я понимаю - больше всего на свете Семеныч любил воду и плавание.
Ну, и бокс, конечно. В воде и явился ему лик Божий.
Хотите верьте, хотите - нет, но именно Шурик нырял в водопад на Анхоре.
Я так и не слышал, чтоб кроме него кто-нибудь проделывал то же самое.
Нормальному человеку такое и в голову прийти не могло. Я думаю, не заговорен
ли уж был он от воды до часу своего рокового? Сам знал это, потому и был так
бесстрашен на водопаде.
В самый жгучий день вода на Анхоре была ледяная, как кипяток. Река
питалась от ледников на Тянь-Шане, ей и положено было быть такой. На Анхоре
всегда гуляла куча народу, Шурик уходил вверх по течению, выплывал на
середину и отдавался неотвратимой тяге. Каждый летний день я видел этот
фокус его и каждый раз умирал со страху. Лавина воды, набирая могучую
скорость, начинала стремительно приближать его голову к водопаду, народ
принимался вопить на берегу, а он им только смеялся Потом разом исчезал в
клочьях бешеной пены, брызгах и в высокой радуге, и появлялся через
несколько минут далеко внизу, под старой ивой над обрывом. И как его только
выносило оттуда живым - этого я никогда не пойму.
В тринадцать лет я выпил свой первый стакан водки.
Прекрасно помню тот сентябрь, афиши по всему городу о предстоящем
осеннем карнавале... Долго мы мозговали: во что бы нам в тот день
нарядиться. Все началось со шляп. Он притащил две шляпы фетровые,
одинаковые, нашлись два пиджака одинаковой масти, брюки, нацепили мы
галстуки. А потом, как два близнеца, как пара пижонов, двинулись на
городской карнавал. Мать моя, да и все соседи, помню, глядя на нас,
умилялись до чего же по взрослому в этих шляпах мы выглядим. И нам это было
жутко приятно. Потом решили проверить это на Кажгарке. Вошли в пивную и
заказали два по двести. И нам поднесли и налили, не моргнув и глазом. Первым
пил Шурик, и пил мастерски. Потом я - эту теплую, бесконечную мерзость. Ни
на какой карнавал мы уже не попали тогда. Я вообще не помню, кто нас
приволок с Кажгарки домой.
Однажды я предал своего лучшего друга, оставив его на верную смерть в
руках бандита. Шурик ни разу не напомнил мне этого, не попрекнул. Зато
совесть грызла меня до самой его смерти, до поминок по нем в кафе Лебедь. Я
расскажу вам об этом малость попозже, когда мы отнесем его гроб на кладбище
и будем сидеть в том самом кафе Там будут петь грустные песни, будет играть
оркестр в углу, на пятачке, а я возьму микрофон и начну исповедоваться перед
его портретом.
Водопад на Анхоре, и водка, и буфер со скрипочкой - все это из очень
далеких воспоминаний. Потом Семеныч обучался на геолога в Политехническом