"Самуил Лурье. Муравейник (Фельетоны в прежнем смысле слова) " - читать интересную книгу автора

Потом - растительность. Она очень многое погубила, почти все о чем
мечтал, в частности, Росси: этот первоначальный импульс осмысленной
прямоугольности, эту концепцию, что все на свете поддается математическому
измерению и что прямые линии, параллельные друг другу, не пересекаются
нигде. А Росси был гениальный строитель заборов. Сами здания его не так
замечательны, чтобы взгляда не оторвать. Коринфского ордера заборы,
невероятная способность оградить пространство; он мыслил площадями, был у
него этот дивный дар. И на нем иссякла эта творческая воля к
прямоугольному, перпендикулярному, к геометрическому мышлению. Росси, в
котором не меньше, чем в композиторе Глинке, приподнятого над землей
торжественного оптимизма, Росси окончательно погублен нашей простой, чахлой
ингерманландской растительностью. В частности, таким образом совершенно
погибла площадь Островского - перед Александрийским театром. Вы можете
увидеть на акварелях Садовникова и на старинных гравюрах, что это была
величественная площадь, это было огромное пространство - теперь съежилось
вокруг бронзовой юбки.
Наконец - человеческая глупость, и в частности глупость отцов города.

У нас есть общий предрассудок, что глупость - это слабость ума. Но это
не так. На самом деле глупость гораздо сильнее ума. Это, собственно говоря,
сила ума, сила его тяжести, что ли. Эта сила метафизическая....
Глупость видоизменила наш город, и очень заметно. Один из самых
характерных примеров - дореволюционный, судьба Адмиралтейства. В 1874 году
Городская дума приняла решение, что для озеленения, для свежего воздуха и
вообще для красоты необходим - от Сенатской до Дворцовой - сад. Александр
II лично прикоснулся к первому дубку, и будущий сад Трудящихся назвали
Александровским. В результате южный фасад Адмиралтейства на сегодняшний
день вообще не существует. Мы не можем судить, был ли Захаров, как
некоторые считают, гениальным архитектором, или он был просто начальник
чертежной мастерской. Адмиралтейство заслонено деревьями (за воротами, в
глубине двора, сверкает золотой или серебряной краской чья-то статуя -
наверное, Дзержинского, - эффект не слабый, но вряд ли Захаров рассчитывал
именно на него). И та же Дума в том же году отдала обывателям с торгов
участки на набережной, и северный фасад Адмиралтейства, обращенный к Неве,
тоже погиб. Вот здание - одно из лучших, как говорят специалисты, и вот его
не существует, просто на наших глазах оно как бы ушло под землю.
Кстати, Росси в свое время предлагал правительству замечательный
проект устройства Адмиралтейской набережной, с какими-то невероятными
арками, с каналами, по которым будут ходить суда. Но к 1872 году принципы
Росси уже не действовали, а была фасетчатость мышления: во-первых, тут
сегодня нужен проезд, во-вторых, нужны деньги для того, чтобы этот проезд
построить, а в-третьих, зеленые насаждения полезны и красивы.
Таким же образом обращались отцы города на протяжении всей истории
Петербурга и со всем остальным. Немецкими бомбами уничтожено меньше
архитектурных памятников, чем обыкновенными постановлениями
Ленгорисполкома. Я лично был свидетелем многих преступлений такого рода:
последнее из них - взрыв церкви Бориса и Глеба на Калашниковской
набережной. Или вот была такая церковь - памятник в честь 300-летия Дома
Романовых. Понятно, Романовы - ненавистная династия, и можно было снести
купол, ободрать мозаику, снять иконы и превратить храм в молочный завод -