"Самуил Лурье. Успехи ясновидения " - читать интересную книгу автора

Апостол терпимости, как видим, недурно знал свою публику. Именно
поэтому от всего сердца порицал пропаганду атеизма. Он предугадывал
последствия:
"Бедный и сильный атеист, уверенный в своей безнаказанности, будет
глупцом, если не убьет вас, чтобы украсть ваши деньги. С этого момента все
общественные связи будут порваны, тайные преступления заполонят землю,
подобно стае саранчи, которая, будучи едва заметной поначалу, затем
опустошает ваши поля. Чернь станет только разбойничьей ордой..."
Тем не менее нового Бога для бедных Вольтер так и не выдумал - и
распространял религию, какую исповедовал сам: беснуясь при мысли о
Спасителе, он все же, как человек просвещенный, не мог себе представить
мироздание без Творца. Насмехаясь над Крестом, он верил как бы в вечный
двигатель, вращающий ярмарочную карусель.
Эта гипотеза удовлетворительно истолковывала все факты - кроме зла и
кроме страдания.
Погрешность, в общем, терпимая для наблюдателя бесстрастного - то есть
умеющего исполнить совет сэра Фрэнсиса Бэкона Веруламского: не оставлять
заложников Судьбе, - а Вольтер умел, и не дорожил ничем, за исключением
здоровья и богатства (в частности, как замечает Пушкин, "он не имел
самоуважения и не чувствовал необходимости в уважении других людей").
Но, почитая себя всех умнее, он был несчастлив, как все, и утешался
только сознанием, что "не пожелал бы счастья, если бы ради него надо было
стать дураком".
И он тосковал, особенно сильно в старости, по неверной хотя бы надежде
на иллюзию, будто жизнь содержит какой-то смысл, пусть совершенно
непостижимый.
В "Задиге" надежда эта высказана горячо, в "Кандиде" она совсем плоха,
в "Простодушном" - умирает вместе с прекрасной Сент-Ив, и эта последняя
повесть печальней Шекспировой - действительно, самая печальная на свете.
Не странно ли, что ее создал циничный сочинитель "Орлеанской
девственницы" (столь ценимой, к слову сказать, русскими декабристами)?
Отражаясь одна в другой, обесчещенные героини поэмы и повести, обе -
распутная и невинная, намечают судьбу и облик так называемой души автора -
личной, бессмертной (что бы ни значили эти слова).
...Кое в чем Вольтер не сомневался: в могуществе печатного слова; и
еще в том, что мир потихонечку с течением времени становится лучше.
Вдруг это заблуждение, и маятник уже пошел обратно?
Если даже и так, не Вольтер виноват.
Он же нас предупредил, самый словоохотливый из литераторов, что не
наше дело - рассуждать, для чего создано такое странное животное, как
человек: наше дело - молчать; и возделывать свой сад - конечно, если
удалось приватизировать участок.

II. Против руссофобии

Сомнительно, чтобы нашлось на свете существо, способное принять
всерьез и одолеть без ослепительной скуки роман "Эмиль, или О воспитании".
Руссо почитал это свое произведение самым значительным и ценным. В июле
1762 года оно казалось таким опасным, что тогдашние доносчики убедили
тогдашних начальников эту книгу казнить огнем, автора - изгнанием. Что же