"Самуил Лурье. Успехи ясновидения " - читать интересную книгу автора

кое-где проговорился о собственных личных, о внутренних обстоятельствах.
То есть, разумеется, - кто же спорит - из политэкономических иные
наблюдения Путешественника тоже словно бы сегодня записаны.
Демагогу зрелого социализма было бы, наверное, в высшей степени
противно прочитать: "Все то, на что несвободно подвизаемся, все то, что не
для своей совершаем пользы, делаем оплошно, лениво, косо и криво. Таковых
находим мы земледелателей в государстве нашем. Нива у них чуждая, плод оныя
им не принадлежит. И для того обрабатывают ее лениво, и не радеют о том, не
запустеет ли среди делания..."
Равно и военномыслящий патриот с величайшей охотой запретил бы
сочинение, в котором сказано: "Что обретаем в самой славе завоеваний? Звук,
гремление, надутлость и истощение... Несмысленной! воззри на шествие твое.
Крутой вихрь твоего полета, преносяся чрез твою область, затаскивает в
вертение свое жителей ее и, влача силу государства во своем стремлении, за
собою оставляет пустыню и мертвое пространство. Не рассуждаешь ты, о ярый
вепрь, что, опустошая землю свою победою, в завоеванной ничего не обрящешь,
тебя услаждающего..."
Разумные идеи, благородные чувства, забавно превозвышенный слог, - но
впивается навсегда строчка легкомысленная: "Анюта, Анюта, ты мне голову
скружила!" - и за нею меланхоличная исповедь пылкого сердца, и
Путешественник не в силах утаить, что - совсем как Радищев - завел ("от
плотской ненасытности") роман с сестрою жены... Без этих неуютных
подробностей, при одной политической отваге - сочинение остыло бы давно.
Однако монумент Радищеву перед Зимним дворцом очередная Великая
революция воздвигла только за ненависть: за ненависть к царям; не то
гипсовый, не то фанерный, он не устоял в петербургском климате, сгинул без
следа.
Радищева определили в советскую среднюю школу воспитателем - еще бы,
такая анкета, да при ней характеристика за подписью Екатерины II: бунтовщик
похуже Пугачева. Но вот-вот, боюсь, откроется, что императрица произнесла -
сверх того - мартинист! - и по совокупности этих эпитетов исключат
"Путешествие" из программы. И в предстоящем веке если кто и вспомнит о
злосчастном Александре Николаевиче - то разве для отрицательного примера:
смотрите ж, дети, на него - не напрасно ли рисковал и мучился, и зубрил
церковнославянские глаголы, и погубил свою жизнь, и принял страшную
смерть - стакан азотной кислоты!
"О безумие, безумие! О пагубное тщеславие быть известну между
сочинителями! О вы, нещастные и возлюбленные чада, научитеся моим примером
и убегайте пагубного тщеславия быть писателем!"
Вот какое послание оставил Радищев на станции Петропавловская
крепость.
Совет бесполезный! Путешествие почему-то продолжается, гремит и
становится ветром разорванный в куски воздух - куда несемся мы? Не
приближаемся ли, чего доброго, к месту своего назначения? - угрюмый
ландшафт необыкновенно знаком - какая станция, говорю, после ГУЛАГа? - не
дает ответа.
Лишь кричит вдогонку голосом Радищева:
"Таков есть закон природы: из мучительства рождается вольность, из
вольности - рабство..."