"А.В.Луначарский. Три встречи. Из воспоминаний об ушедших (Воспоминания современников об А.Ф.Кони) " - читать интересную книгу автора

наблюдал, - об Александре III. Это был "бегемот в эполетах", человек
тяжелый, самое присутствие которого и даже самое наличие в жизни словно
накладывало на все мрачную печать. Подозрительный, готовый ежеминутно, как
медведь, навалиться на все, в чем он мог почуять намек на сопротивление, -
какой уже там "первый дворянин своего королевства"! - нет, первый кулак
своего царства на престоле.
Говоря о Николае II, Кони только махнул рукой. Но ведь, по существу
говоря, он всю жизнь оставался на том уровне умственного развития, который
вряд ли сделает его способным прилично командовать ротой. И вот с этаким
умом извольте править государством. И этот тоже хотя и любил власть, -
кому же охота выпускать скипетр из своих рук! - по существу, ею тяготился
и устранялся от нее. Он мог бы быть добрым семьянином, натура удивительно
мещанская, бездарная до последнего предела. Кони утверждал, что он глубоко
убежден в способности царя с легчайшим сердцем примириться с отречением,
если бы только ему доставлена была возможность жить комфортальной семейной
жизнью.
Я заметил Кони, что его наблюдения относительно внутренней
отчужденности некоторых царей от власти, свидетельствующей о каком-то
чисто политическом вырождении монархии, не имеют такого большого значения
для характеристики правительств, так как правительство далеко не сводится
к монархам и редко даже действительно обеспечивает за монархом видное
место, кроме, конечно, демонстративного и показательного.
Тогда Кони заговорил о бездарности министров. Для очень немногих делал
он исключение - бездарность, бесчестность, безответственность, взаимные
интриги, полное отсутствие широких планов, никакой любви к родине, кроме
как на словах, жалкое бюрократическое вырождение.
Несмотря на скептическое оплевывательное отношение к старой власти, оно
еще показалось мне сносным по сравнению с тем, что говорил Кони о
Временном правительстве.
Какая-то судорога сарказма пробежала по его большим губам.
- В этих я ни на одну минуту не верил, - сказал он, - Это действительно
случайные люди. Конечно, если бы февральский режим удержался в России, в
конце концов произошла бы какая-то перетасовка, лучшие люди либеральных
партий подобрались бы и, может быть, что-нибудь вышло бы. Но история
судила другое. Во всяком случае, то, что тут было - Львовы, Керенские,
Черновы, правда, я наблюдал их издали, и я уже был не столько очевидцем
этих событий, сколько их несколько удаленным свидетелем, однако разве не
ясно, что это за нерешительность, что это за дряблость, какое жалкое
употребление сделали они из революционных фраз и какими слабыми оказались,
когда за ширмами этих фраз пытались доказать, что они - власть, способная
ввести в берега разъяренный океан народа, в котором веками скопилось
столько ненависти и мести.
Кони задумался и, опять взглянув на меня тем же косым внимательным и
недоверчивым взглядом, сказал мне:
- Может быть, я очень ошибаюсь. Мне кажется, что последний переворот
действительно великий переворот.
Я совсем не знаю, почти абсолютно никого не знаю, ну, никак не знаю ни
одного из ваших деятелей, [разве только] понаслышке, по статьям, но я
чувствую в воздухе присутствие действительно сильной власти. Да, если
революция не создаст диктатуры - диктатуры какой-то мощной организации, -