"Вера Лукницкая. Ego - эхо" - читать интересную книгу автора

собой по очереди вместе с брючинами, поэтому держался за край стола. Я
двинулась - в противоположную. Он поменял направление, я сделала то же
самое. Сколько раз это происходило - не помню. Когда увидела, что стол
поднялся на меня - отскочила. Пьяный рванулся, схватил меня, бросил на
диван, стоящий у окна, грохнулся сверху и, сопя и воняя, вцепился в меня
ручищами. Ему было неудобно, нелегко и, несмотря на пьяное помутнение,
неловко. Тем более он бесился: ноги связаны, времени сбросить штаны не
хватило, он закопошился. Со стороны сцена была настольно нелепа, ситуация
настолько бредовая, что если бы это была не я, то рассмеялась бы. Впрочем, я
и смеялась про себя. И ничуть не боялась. Эту "победу" я вычислила еще за
дверью. Он был беспомощен, жалок, хотя и зол. Я поджалась, мои острые
коленки легко согнулись и пришлись аккурат ему в брюхо, дернула вниз, что
было силы. Боли в левой голени не услышала: "поправляется моя родная ножка".
Он сразу разжал руки, вернее сменил, аккомпанируя себе воплем их
направление... А пока это происходило - одну секунду - я бросилась в дверь,
съехала по перилам верхом, выскочила и только тут почувствовала, что
хромаю... "Ай! Где туфля? Какой ужас, что я скажу Тоне?" С туфелькой
пришлось расстаться - она утонула в майорской ширинке...
Из кинотеатра на тротуар как раз высыпал народ с первого вечернего
сеанса. Там и мои девочки-монтажницы, хоть бы не встретиться! "Сейчас
выстрелит... но толпа, не посмеет". Вдруг щелчек звонкий, острый. "Нет, это
не выстрел из пистолета... Слишком громко". Оглянулась: на асфальте, под
окном, за которым диван, прямо напротив входа в кинотеатр лежит Тонина
туфелька со стоптанным каблучком... "Жаль, что не намертво...". Но нет худа
без добра: следователь был не с птичьей фамилией. По крайней мере, я видела
его первый и, надеюсь, последний раз.
А может быть, это был мамин - шестой - Плотников? Незнакомый же мне! У
них там, в тюрьме, цепочка, что ли, или посменные "упражнения" по
издевательствам?
А сейчас стою здесь, у глиняного домика, получив отказ в ночлеге, стою
и думаю: был бы сегодня официальный вызов в НКВД к "птичьей фамилии" и,
конечно, повесткой - ночь была бы, пусть бессонная, но хоть крышей
обеспечена. Энкэведовские ночи известны. Неизвестность страшнее.

МАМОЧКИНА ЗАПИСЬ
...Возле камеры мы застали отвратительную сцену. Стоит молодая,
красивая, интеллигентная женщина, что там произошло мы не знаем, только на
нее орет надзиратель. Она робко говорит: "Извините, я хотела побыстрее". Он
орет: "Быстро только кошки е...". Она вся пунцовая стоит, он опять:
"Слышала, что я сказал - быстро только кошки е... А ну, повтори, б...".
Замахивается на нее, и она, красная от позора, повторяет. После этой сцены
ее и нас ввели в камеру. Там было не меньше 100 женщин. На всю камеру выдали
десять мисок и десять ложек. Кормили раз в день жидкой баландой - пол-литра
воды, а на дне 10 -15 не разварившихся кукурузин. Кормили по очереди, десять
человек едят, потом немытые миски и немытые ложки передают следующим.
Приближалась моя очередь. Несмотря на голод, я не могла побороть чувства
брезгливости. Воспользовавшись тем, что у меня кровоточили десны, подошла к
двери и стала стучать. Дверь открылась с бранью, с матом. Я объяснила, что
больна туберкулезом и не имею права кушать из общей посуды. И мне дали
отдельную...