"Сергей Лукницкий. Собачий файл" - читать интересную книгу автора

как попятился вниз, задние лапы его ослабели, и он плюхнулся всей кормой в
прибрежный, тягучий ил, да еще с таким громким всплеском, что вся тусовка
дружно подавилась понимающим смешком. Луна плавала в пруду, прямо за спиной
Чука. Она - колли - его тоже заметила! Еще бы! Грозная крупная фигура глупо
чернела в круге ярко-белой луны, а короткий бобрик на голове смешно светился
золотым контуром.
С того дня Чук потерял сон. Он потерял бы и аппетит - но раньше потерял
кормильца: Демократ, этот местный помещичек, в валенках, с длинными седыми
волосами, вдруг нарядился в одно прекрасное утро и исчез, и вот уже три дня
не показывался на даче, а было известно, что другого прибежища у Демократа
нет. Чук уже стал задавать себе странный вопрос: не от него ли, Чука, сбежал
хозяин? Ведь наши комплексы и наш опыт прибавляют нам мнительности, мы все в
первую очередь виним себя, если с кем-то случилась трагедия, которую мы уже
пережили когда-то. Чуку ничего не оставалось, как смотреть по ночам на
звезды, лежа на ступеньках веранды, и думать о колли.
"Лапочка моя, - говорил он ей в мыслях своих, - разве ж может быть на
свете такая красота! Я много повидал, я был знаком с портовыми шавками и
салонными моськами, я сражался с врагами на границе в горном ауле, но я
никогда не думал, что однажды меня так подкосит! Выходит, это чувство -
самое сильное на земле!"
Он прикрывал морду своей огромной мощной лапищей и нежился в мечтах о
своей красавице; он хотел ласки и горел от нетерпения, желая приласкать ту,
которая ему милее всего. Но шло время, а они могли лишь издалека поглядывать
друг на друга, едва заметно подрагивая хвостами. Приличия в их кругу
соблюдались беспрекословно, все-таки все они имели отношение к благородному
сословию писателей, кто-то жил в доме, кто-то во дворе, но это была поистине
собачья интеллигенция.
Густой лес вокруг заброшенного детского санатория и высокие прибрежные
кусты были теперь отрадой для Чука. Он готов был ждать появления своей феи с
утра до ночи, он прибегал на пруд едва ли не первым, обнюхивал траву, корни,
ища ее следы, вдыхая ее запах, прозрачным шлейфом висевший на деревьях и
осоке. Он разнюхивал, выведывал; он уже знал, что фея живет на даче одной
грустной поэтессы преклонного возраста. Говорили, что эта поэтесса знавала
самого Пастернака, который был известным другом собак, а еще она и сама была
похожа на колли. От их дачного участка пахло козой. Это неприятно
настораживало Чука, особенно когда пару раз на его глазах в калитку входила
жена Казакевича, ведя на толстой разлохмаченной веревке огромного белого
козла. Вероятно, она сдавала его в аренду козе за ящик сгущенки. Чук мечтал,
чтобы и его сдали в аренду за ящик сгущенки именно на эту дачу. Вот бы они с
Демократом потом насладились сгущенкой с хлебом, да с ароматным чайком на
шишках! Но Чука в аренду никто не требовал.
Однажды Чук, дежуривший напротив калитки своей возлюбленной, услышал,
как поэтесса зовет кого-то по имени. Вскоре оказалось, что это имя
принадлежит как раз колли - та отозвалась нежным коротким тявканьем.
- Клео!!! - звала хозяйка, - Клеопатра!!!
- Ах, ну, что тебе, дорогая? - ответила колли.
Итак, ее звали Клеопатрой. Так назывались многие вещи в жизни Чука.
Например, одна яхта в Коктебеле, где Чук побывал позапрошлым летом, и даже
жил там у одного поэта-отшельника, очень похожего на его нынешнего хозяина
Демократа. Чук не знал, что Демократ и поэт-отшельник в молодости были