"Сергей Лукницкий. Стружки" - читать интересную книгу автора

мне было явно подменено понятие профессии. Получилось, конечно, смешно, и,
вероятно, газета на этом выиграла. Во всяком случае, если судить по звонкам
к мадам Олесе. Но... как любой адвокат, я тоже хотел выиграть.
Мне объяснили, что по закону я могу получить материальную компенсацию
за нанесенный мне моральный ущерб. Слава Богу, французы хоть не отстали от
нас в понятии: "могу". Вопрос - получу ли?
С адвокатом, господином Дюфи, мы составили заявление в суд, но... не
судьба. Редактор газеты, опубликовавшей объявление, едва только мсье Дюфи
показал ему свою визитную карточку, мгновенно распорядился выплатить мне
указанную в исковом заявлении сумму. Я говорю "мгновенно", потому что
поздоровался он уже после того, как казначей принес деньги в его кабинет.
Я был готов отдать мсье Дюфи гонорар. Но он отказался, а, наоборот,
достал свой бумажник и робко попросил разрешения дать в следующем номере
рекламы заметку о том, что именно к нему - господину Дюфи обратился за
помощью русский адвокат. И сам предложил мне за это деньги!
Вечером мы сидели с мсье Дюфи в ресторане, классом много выше той
прелестной забегаловки, где я позавчера начал свою карьеру, и ужинали.
Платил за ужин я сам, я был на коне и с этого коня слезать в ближайшее время
не собирался. Я посчитал все свои деньги, их оказалось достаточно, чтобы
доехать на TJV до Парижа, прожить там в четырехзвездочном отеле около
недели, посмотреть Джоконду, купить престижную машину, заплатить налоги и
вернуться в Москву, не вспоминая о русском дураке, укравшим у меня бумажник
в аэропорту Шереметьево-2.
Сегодня был мой день, и, завершая его, я вспомнил о той, которая вольно
или невольно дала мне возможность им насладиться. Купил ночной букет темных
роз и отправился с ним к мадам Оливье. Я не боялся отставки.
- А что было дальше, - спросил я, - ведь все женщины, столь нами
любимые, сдаются только победителям.
- Я и был в тот вечер победителем. Но о поражении моем вы сейчас
услышите. Только уберите свою машину с тротуара, иначе я на своем "Ягуаре"
не вылезу. Время. Я должен ехать встречать в аэропорт свою благоверную,
угадали - мадам Оливье, с недавнего времени - Круминьш.
И Гаррис сделал паузу, ожидая реакции. Но ее не было, потому что, если
бы Гаррис не сообщил мне в начале беседы косвенным образом этого факта своей
матримониальной биографии, я бы сам его выдумал, в конце-концов в редакции
мне заказали новогодний рассказ, а не отчет консульского агента, о том, как
наш соотечественник за рубежом упражнялся в зарабатывании денег и судился с
местными газетчиками.
...Надеюсь, Вы, господа читатели, не осудите меня за то, что я сам
взялся отвезти в Шереметьево моего разомлевшего, полного воспоминаний героя,
чтобы встретить его избранницу.
А может быть и осудите, когда узнаете, что оказывается это она сама
придумала, как ему заработать деньги на опубликованной ей в газете рекламе.
И выиграла свой, главный процесс в этой жизни. Обрела мужа, едет в нему в
Россию встречать двухтысячный год.
...Я поцеловал мадам Ольвье ручку. Потом поцеловал вторую. Потом снова
первую. Потом это заметил господин Круминьш.
Сели в машину.
На Тверской я все-таки выпустил руль из рук. Мадам Оливье сказала, что
до того как стать содержательницей кафе, она была адвокатом...