"Сергей Лукницкий. Сны папы "нового русского" (невыдуманные рассказы)" - читать интересную книгу автора

мысли, вообще ничего не слышал и решил, что присутствующие здесь собрались
для того, чтобы предложить ему пятнадцатикопеечную монету, которую он
долго и безуспешно искал у себя в пиджаке третий день, чтобы позвонить
жене, которая волновалась о том, как он доехал.
Он настоял на выдаче ему пятиалтынного, после чего царственно удалился.
Потом он долго открывал стеклянную дверь столовой, уронил монету, полез за
ней под стол, ударился, и, наконец, перестав шуметь, удалился.
На этот раз Евгений Михайлович выждал паузу, ровно такую, чтобы в
потухших взорах снова вспыхнул интерес, и продолжал:
- Так вот, на одной стороне реки были поля, а надругой - домики
колхозников и малюсенькая церквушка. Она была давным-давно закрыта,
верующих в селе почти не было, а те, которые и были, предпочитали ездить в
Загорск, благо это не далеко.
Церквушка находилась пол охраной государства, и местный отдел культуры,
избалованный Москвой от опеки над большим Загорским ансамблем, совершенно
не мог решить: под каким соусом выкроить деньги на ее реставрацию.
А у директора совхоза давно уже попала вожжа под хвост, где раздобыть
кирпичи на постройку дома своему только что женившемуся сыну.
- И он сломал храм? - в остервенении провозгласила экзальтированная
старушка в вечернем платье, но тут же взяла себя в руки, ибо, судя по
костюмам собравшихся, большая часть их была, по ее мнению, атеистами, - но
тут же реабилитировалась, сказавши что-то лестное об атеисте Гольбахе.
Потом она решила, что большинство здесь находящихся не знают, кто это
такой, и принялась путано объяснять, но на нее зашикали. Старушка решила
было, что свои позиции надо утверждать и, конечно, полезла в полемику, но
была вторично водворена на место.
- Нет, он церковь не сломал, - сказал Евгений Михайлович, знавший, кто
такой Гольбах, а чтобы все узнали о том, что он знает об этом, и вместе с
тем продемонстрировать старушке, что он нисколько не сердится на нее за
то, что та перебила его, даже назвал его имя - Поль. Старушка была
отомщена и долго потом улыбалась, не улавливая последующее изложение
истории, сообщенной Евгению Михайловичу сегодня перед обедом.
- Нет, он неломал церкви, он сделал талантливее, он нарисовал на белой
церквушечной стене головешкой черные полосы, а потом их сфотографировал,
вместе, естественно, с церковью. Получилось, как вы понимаете...
- Что, не нравится рыбка? - спросила в этот момент со своим подносом
сквозь толпу официантка. - Я могу скоблянку принесть.
Но сидящий рядом с Евгением Михайловичем высокий лохматый поэт показал
ей такую скоблянку, что она немедленно исчезла, расплескав стакан какао на
пиджак, белый пиджак гладко причесанного пожилого физика с эйнштейновскими
глазами и усиками, которые носил сперва граф Бенкендорф, а потом уж он.
Разговор как-то незаметно перешел на пиджак, и аудитория была
принуждена узнать, что куплен он в Вене на симпозиуме по квантовой физике.
Изложив в общих чертах свое мнение по поводу взглядов на теорию световых
частиц Борсцкого и Эйдсльштейгера, физик вернулся к своему пиджаку и стал
развивать свои познания в области химии, ибо, как утверждал он, химическое
соединение какао-бобов легко выводится бисульфатом натрия, который
содержится в стиральном порошке "Новость", и его, кстати, можно по случаю
купить в универмаге "Москва" на Ленинском проспекте. Любезно продиктовав
двум дамам адрес этого магазина, физик вспомнил, что завладел аудиторией