"Сергей Лукницкий. Бином Всевышнего (Роман)" - читать интересную книгу автора

Плотникова и моё пересеклись в пространстве.
Плотников, который к этому моменту уже успел хлебнуть коньяка и пытался
расстегнуть штаны, даже не очень удивился, увидев в своем кабинете
постороннего, но зато я не терял времени даром: я погрузил свой кулак ему
в зубы таким образом, что зубы его рассыпались по всей комнате, а кулак у
меня болел даже по возвращении в девяностые годы.
Как ни был пьян Плотников, но у него хватило сообразительности понять,
что не четырнадцатилетняя девочка нанесла ему этот удар. Он схватился за
собственную морду и в этот самый момент с него упали теперь уже не
придерживаемые руками штаны, а тут еще отворилась дверь и вошла вся его
семья, приглашенная мною сегодня днем к нему на службу.
Верочка, воспользовавшись моментом, выскользнула вон из двери.
Что было дальше со следователем, меня, признаться, не интересовало. Я
только убедился в том, что с мамочкой моей все в порядке. И вскоре я
исчез, так никогда и не узнав, что газета с информацией о том, что бабушка
приговорена к расстрелу, - это следствие моего визита.

...Не вправе мы переписывать прошлое, каким бы оно ни было.

Важным событием был конец войны. Ликование было большое - вдруг будет
амнистия. Но, увы, она нас не коснулась.
В магаданских лагерях часто делали какую-то перестройку, переводили из
зоны в зону, по какому принципу - непонятно. Так, осенью мужчин из
мужского лагеря переводили в зону кожзавода, а часть женщин из женского
лагеря - в бывшую мужскую зону, в том числе и меня. Вызвала меня начальник
лагеря, оказавшаяся пожилой женщиной, обращением своим не похожая на
лагерного работника, и предложила мне заведовать складом в лагере: я
должна была что-то принимать, что-то отпускать.
Я стала вроде начальником, на нарах нас теперь было двое, а не
шестнадцать. Моя соседка по нарам - молодая женщина, чистенькая, бледная,
типа официантки; мы с ней обе курили, а курить нечего. Я ей говорю, хоть
бы ты стрельнула где-нибудь. Она сказала: "Попробую" - и ушла.
Прошло минут сорок. Она возвращается, бросает мне на нары пачку папирос
и говорит: "Закуривай", а сама достает из-под нар тазик и подмывается. Я
ее спрашиваю: "Где это ты умудрилась?" Она говорит, что это для нее очень
просто и что она еще принесла 25 рублей, потом посмотрела в узенькую щель
в окне (окна у нас были в этом бараке забиты) и говорит: "Посмотри".
Смотрю идет надзиратель. "Вот он, - говорит, - всю дорогу со стоячим
ходит."
Это было не однажды.
Однажды - тревога - обокрали склад. Теперь сдавать нечего.
Меня перевели в женский лагерь.
И оставалось мне такой жизни три тысячи шестьсот сорок два дня.
...А потом в могилу, если не произойдет чуда.
Но чудеса происходили здесь часто. То каких-то мерзавцев-надзирателей
находили убитыми, то вдруг откуда-то вино появлялось, то как будто
всеобщий гипноз - целый лагерь Лениных и Сталиных виделся.
И не мне одной. И однажды я даже видела среди них Берию и Плотникова.
А еще несколько раз мне являлся мой муж Костя. Он меня утешал и
говорил, что все будет хорошо. Но что-то в нем все равно было не от Кости.