"Сергей Лукницкий. Бином Всевышнего (Роман)" - читать интересную книгу автора

были отдать последний кусок припрятанной снеди.
Я тоже пошла в штаб, настроение было такое, как будто дождалась
какого-то счастья. Военные, напротив, очень сдержанно и даже враждебно
относились к нам, тем, кто был в немецкой оккупации, разговор не вязался,
хотя я готова была расцеловать первого встречного.
Вдруг входит солдат и докладывает, что он задержал двух мужчин, которые
шли пешком из Пятигорска. Офицер сказал: "И охота тебе было вести их ночью
через лес, расстрелял бы и все".
Мне стало нехорошо. Мне показалось даже, что это не Красная Армия.
Меня арестовали вечером, когда я вернулась домой. Пришли два солдата с
автоматами и увезли в штаб. Обратно из штаба меня вел домой офицер для
производства обыска. Темно, пустынный поселок, я шла, заложив руки за
спину, а в двух шагах за мной с наганом наготове идет офицер.
Страшно.
Вспомнила вчерашний разговор в штабе, думаю, сейчас пристрелит.
Дома, под изумленными огромными глазами Верочки и мамы, он все перерыл,
обыск учинил без понятых, не найдя и не отобрав ничего, повел меня
обратно. Там уже стояла грузовая полуторка, в которую, в кузов, и посадили
меня и еще четырнадцатилетнюю соседскую девочку Любу Веревкину.
По сторонам в кузове сидели шесть автоматчиков, а в кабину сел этот же
офицер, так и не представившийся, и нас повезли в Пятигорск.
Отъехав на довольно приличное расстояние, машина неожиданно
остановилась, офицер вышел из кабины, спрыгнули из кузова солдаты.
Ну, понятно, мы похолодели от страха, ждем, что сейчас скомандуют:
"Вылезай из кузова" и расстреляют.
Они тем временем сошлись в кружок, долго о чем-то шептались, а потом
заняли свои места, и машина поехала дальше. Мы, наверное, были бледнее
полотна, я чувствовала, как постепенно отходит холод от сердца, теплеют и
начинают шевелиться пальцы. Зачем мы останавливались?
Приехали в Пятигорск, в какой-то дом с балконом, в каждую комнату вход
с этого балкона, внутри между ними дверей нет. Меня впихнули в одну
комнату, Любу в другую. Я осмотрелась: совершенно пустая комната, пол
заплеванный, грязный, в окурках и грязи от сапог.
Я встала, прислонившись к стене, пока еще не в состоянии себе
представить, что можно на эту грязь сесть.
Отупела от ужаса.
За что?
Но ведь меня не расстреляли, значит, есть надежда, разберутся.
У сталось и слабость взяли верх, села, наконец, на грязный пол.
Всю ночь в комнату впихивали людей. К утру она была набита так, что
невозможно было присесть.
Еды нам не давали. На оправку не выводили. Поставили ведро.
Через три дня привели мою сестру, я услышала ее голос еще на балконе.
Когда ее привели, я ее окликнула, она была возбуждена. Я спросила ее,
почему она такая веселая, она мне ответила: "А меня сейчас отпустят, за
мной приехали на работу и сказали, что меня только спросят кое-что и
сейчас же отпустят".
Это "сейчас" затянулось на пять лет.
В один из дней еще до рассвета нам, пяти женщинам - сестре, мне, Любе
Веревкиной и двум другим - приказали выходить.