"Сергей Лукницкий. Бином Всевышнего (Роман)" - читать интересную книгу автора

на тебе. Там, в том времени. Ты представляешь, у нас с тобой будет сорок с
лишним лет счастья, а не разлуки.
Его жена посмотрела на него влюбленно и, не прочитав в ее взоре и
оттенка сомнения в том, что он только что произнес услышанные ею слова,
сама положила свою руку на его, а его подтолкнула к кресту, покоющемуся на
крышке бюро, и они снова оказался в Триесте.
- Давай проживем жизнь снова, - сказал он.
Его избранница промолчала.
И жизнь пошла новая.
- Что вам делать в России? - спросил молодой Сильвано у только что
познакомившейся с ним дамы, сидя с нею в креслах залы особняка коменданта.
- Ничего. У меня никого там нет, - грустно сказала она, - все мои
родные погибли, мама жива.
Через пять дней, забыв про демонстрации, забыв про карьеру аэронавта,
вместе с очаровательной невестой, русской по происхождению, но знающей
немецкий, французский, английский, а потому уже удивительной, господин
Сильвано Черви прибыл в отчий дом Фарново.
"Почему этому Сильвано, несмотря на его молодость, все так удается?"
спрашивали люди.
"Потому, - отвечали им другие, - что он нашел ту, которую любит, и она
осеняет его своим взглядом, ведь это именно она посоветовала ему не
становиться офицером-летчиком и именно она посоветовала ему продолжать
профессию его предков, поэтому он стал превосходным врачом".
Прошло восемь лет.
Сильвано Черви из сегодняшнего дня с упоением разглядывал счастливую
пару, и теплота руки его жены, покоящейся на его руке, держащей крест,
делала его более счастливым.
Он много раз смотрел на счастливые лица и много раз прокручивал эту
волшебную сцену счастья, хотя прекрасно понимал, что у него есть
удивительная возможность сейчас остаться в этом измерении, которое видели
его глаза, навсегда. Но отчего-то он медлил...
Мелькали годы, и в одном из них, и Сильвано почувствовал, что его жена
тоже видела это и побледнела, - забрезжили заголовки газет, где было
написано о смерти диктатора.
Шел уже пятьдесят шестой год, и Сильвано сам предложил своей жене
поехать в далекую Россию, чтобы разыскать хотя бы место, где покоится прах
ее предков, потрогать дорогие камни и, может быть, чтонибудь узнать о
матери, слухи о которой до них не доходили.
Они собрались.
Так Сильвано Черви впервые в чужой жизни посетил Россию.
Он, стоя в московской квартире, явственно ощутил себя в Ленинграде
пятидесятых, в самом центре города, возле Исаакиевского собора. Он был с
женой. Они шли, восторгаясь тому, чему восторгаться никогда не
предполагали.
Их окружало удивительное время.
Сильвано Черви принужден был вспоминать то, что он к стыду своему стал
забывать. Он почувствовал, что тот молодой Сильвано, гуляющий по чужому
для него городу с женщиной, для которой этот мир был родным, вспомнил
далекий сорок четвертый, несостоявшийся расстрел на площади после бомбежки
и того самого русского, который подбодрил его и сказал, что на американцев