"Сергей Лукницкий. Бином Всевышнего (Роман)" - читать интересную книгу автора

взобраться на торчащую из воды ветвь, у него это сперва не получилось, а
тут как раз русская душа взяла верх и над страхом, и над сомнением, и
даже, может быть, и неприязнью. Селиван подставил этому существу руку, и,
тогда только увидел, что перед ним иззябшая, продрогшая, впрочем, очень
милая, отливающая всеми оттенками радуги, насколько это все было возможно
заметить в полуволшебную искрящуюся ночь, ящерица, и уже совсем он не
удивился, что она заговорила человеческим голосом, потому что на голове у
нее сверкала корона.
Наш Сильвано Черви с удовольствием смотрел на эту сцену и тоже не
удивился, потому что в отличие от своего далекого предка умел
классифицировать подобные явления и не стал называть это чертовщиной, не
стал во сне креститься, а просто бросил себе в сознание одно слово:
"сказка" и с удовольствием стал смотреть, что будет дальше.
А дальше было то, что всегда бывает с добрыми, славными и бескорыстными
людьми, независимо от того в сказке или реальной жизни они живут; Селиван,
забыв про тюльпан, который он с таким трудом и с таким риском добыл для
своей возлюбленной, перестал придерживать шапку, отчего та сперва съехала,
а потом и поплыла вместе с тюльпаном в каком-то неизвестном направлении,
стал прижимать к себе ящерицу, намереваясь согреть ее, и когда увидел, что
она, как ребенок, заснула, попросту сунул ее под свой мокрый кафтан и
заснул тоже. А может быть, это и не сон был вовсе, а что-то иное.
Утром же, когда явь, названная потомками "сюром", слегка приблизилась к
реальности, они проснулись, и оказалось, что все изменилось, спала вода, и
увидели они, теперь уж со страхом, что сидят на верхушке огромной сосны; и
бережно, осторожно, чтобы не потревожить ящерицу, которая так доверчиво
прижалась к нему, Селиван слез с дерева, н тут ящерица заговорила.
- Спасибо тебе, добрый человек, - сказала oиa совсем так, как говорят в
сказках, - помоги мне теперь добраться до дома, н мой отец вознаградит
тебя.
"Какая может быть тут награда, не испугавшись говорящего чудища,
подумал Селиван, потому что тут только вспомнил о потерянной шапке и
тюльпане, из-за которого вся эта история с ним и приключилась. - Вряд ли
твой отец может помочь мне найти то, что я потерял."
- Мой отец может все, - сказала ящерица, словно разгадав его мысли, - и
ты поймешь это, но может быть не сразу, ты это поймешь через двести лет, а
сегодня тебе стоит только поверить ему. Иди туда, куда покажет тебе путь
белый луч.
И наш Селиван, хлюпая в своих лаптях по мху, который стал еще более
мокрым после того, как пропитался целым морем, пошел по дороге - не
дороге, но, скорее будет сказано, лесной тропинке, освещаемой белым лучом,
и так дошел вместе с ящерицей на руках до болота.
Около болота ящерица заволновалась, что-то пискнула на своем, уже не
человечьем языке, и тотчас же болото разверзлось, и появилась в глубине
его мраморная лестница, которую Селиван даже представить себе не мог,
потому что никогда не видел дворцов ни на картинках, ни тем более наяву.
Господский дом князя на дворец похож не был.
Ящерица предложила спуститься, и Селиван решил не огорчать ее. Он стал
спускаться по мраморной лестнице, как ему показалось, в преисподню, но
вскоре оказался не в аду, а в покоях удивительного дворца, стены которого
были инкрустированы изумрудами, алмазами, сапфирами, ляпис-лазурямр!,