"Сергей Лукницкий. Пари с начальником ОВИРа (ретроповесть)" - читать интересную книгу автора

юрист, но и журналист, предложил мне в течение трех дней публиковать все,
что я только пожелаю: путевые впечатления, какие-нибудь правовые сентенции.
- А рассказы? - предложил я.
Представителю газеты пришлось соглашаться.
Вечером мы сидели с мсье Дюфи в ресторане, классом повыше той
прелестной забегаловки, где я вчера начал свою карьеру, и ужинали, и там же
мне пришла в голову забавная вещь, которой я и поделился с мсье Дюфи.
Я предложил ему дать в следующем номере этой же газеты рекламу о том,
что именно к мсье Дюфи обратился советский юрист за защитой своих прав.
Мой собеседник был в восторге, но платить за ужин я ему не позволил, я
теперь был на коне и с этого коня слезать в ближайшее время не собирался.
Сегодня был мой день, и, завершая его, я вспомнил о той, которая вольно
или невольно дала мне возможность им насладиться.
Купил ночной букет темных роз и отправился с ним к мадам Оливье - она
как будто бы ждала меня, приняв букет, подставила руку для поцелуя и
улыбнулась своей волшебной улыбкой.
Я постарался вспомнить все французские слова, которые когда-либо знал,
и выразил этой чудной фее все чувства сразу.
А потом я вернулся к своей хозяйке. Она сидела перед видеомонитором и
смотрела какой-то несусветный фильм про космические приключения. Рядом с ней
лежала книга: "Пособие для имеющих желание покончить с собой". Она
начиналась с фразы: "Прежде всего вам следует вступить в брак".
Я не стал отвлекать мадам Матрену и прошел в отведенную мне комнату.

19 августа
Во сне мне показалось, будто я дома, в Москве. Но только в далеком
детстве...
С этим ощущением я и проснулся. Оказалось, по подоконнику мерно
барабанят капельки дождя. Спать уже почти не хочется, но не хотелось и
вставать.
Совсем как в детстве...
И вдруг в мою комнату вошла мадам Матрена и словно стукнула мне "под
дых".
Когда первый ледяной душ прошел, я попытался взять себя в руки, но не
получилось. Сел на диван, зачем-то начал размазывать по полу пальцем упавший
кусок темно-синей краски. Как колокол бились в мозгу имена: Крючков, Язов,
Павлов, Янаев.
Мадам Матрена включила телевизор.
Оказалось, что итальянское радио сбрехало. Горбачева не расстреляли, он
жив и, будучи другом Янаева, скоро вернется на работу, но приболел. А в
ознаменование его болезни в Советском Союзе введено чрезвычайное положение.
В общем, это понятно, когда я болею, мамочка тоже считает это
чрезвычайным положением.
А может в таком случае вообще все, что передают - брехня, все-таки
западная пропаганда. Может, танки готовились к параду 7 ноября, а их приняли
за признаки переворота.
Попробовал позвонить мамочке в Москву.
Связи с Москвой не было.
На экране телевизора появился Миттеран. Я ничего не понимал, что он
говорил, но он меня успокоил своим видом. Следующий, кого мне показали, был