"Сергей Лукницкий. Чувствую себя виноватым (докум.повесть о Н.Гумилеве)" - читать интересную книгу автора

Гумилеву сотрудничество и для этой цели передал ему деньги и ленту для
пишущей машинки для печатания прокламаций.
Однако, Гумилев никаких действий не предпринял, прокламаций не писал,
хотя и не донес властям о готовящемся заговоре.
Но, зная Гумилева, можно смело утверждать, что ни в какой заговор он не
верил, а деньги взял на хранение. Эти предположения подтверждаются также
показаниями Гумилева, который сообщил допрашивающему его следователю
Якобсону, что его посещал еще какой-то поэт Б. Верин, пытавшийся склонить
его к разговорам о политике. Но Гумилев его не принял.
В дальнейшем В. Таганцев сообщил в своих показаниях:
"Гумилев был близок к советской ориентации, стороной я услыхал, что
Гумилев весьма отходит далеко от контрреволюционных взглядов. Я к нему
больше не обращался".
Но не только признания убежденного врага Советской власти позволяют
сделать вывод, что Гумилев стал просто жертвой обстоятельств. Личность
Гумилева, его литературные и научные труды, его вклад в культуру (в 33 года
- профессор) никак не позволяют его считать врагом народа, ибо человек,
сделавший столько полезного для страны, отечественной литературы, культуры,
географии, дипломатии, этнографии, может быть народу только другом.
В деле имеется документ, датированный 24.08.1921 года: "Приговорить к
высшей мере наказания - расстрелу".
И также ходатайство ряда деятелей культуры об освобождении Гумилева под
их поручительство. Ходатайство подписали шесть человек, в том числе М.
Горький, М. Лозинский, А. Волынский. Три подписи неразборчивы. Но это скорее
всего Б. Харитон, И. Мазуркевич, А. Маширов. К сожалению, оно передано было
в ЧК 04.09. 1921 года, когда уже было поздно. По номеру регистрации можно,
вероятно, установить, почему оно опоздало.
Мы столько раз без суда и следствия репрессировали, что давайте один
раз без суда и следствия реабилитируем. У нас, у нашей эпохи есть шанс:
великодушно простить великого гуманиста, учителя, поэта, наконец, наивного
человека,в анкете, в графе "политические убеждения" написавшего своим
детским почерком: "аполитичен".
Не хочется верить, что мы упустим этот шанс".

После этой публикации мне позвонили из КГБ СССР, сказали, что
публикацией я им помог, и теперь для дальнейшей работы над делом они могут
ссылаться на общественное мнение.
После прочтения и дела и беседы со следователями и прокурорами меня
пригласил заместитель генерального прокурора СССР И.П.Абрамов, курирующий
вопросы, отнесенные к компетенции КГБ в стенах прокуратуры, с которым я
долго разговаривал, и мы оба пришли к выводу, что, исходя из "сценария"
дела, Гумилев должен быть реабилитирован на основании хотя бы недоказанности
обвинения.
Единственный живой свидетель, который может этому воспротивиться, -
Ирина Одоевцева. Она продолжает настаивать на причастности Гумилева к
заговору.
Я обозвал Одоевцеву и спросил: действительно ли Одоевцева была
секретной сотрудницей Петроградской ЧК? Абрамов не ответил ни "да", ни
"нет", после чего мы с И.П. распрощались, договорившись, что я могу быть
полезен как консультант в процессе реабилитации Гумилева. Но процесс этот