"Павел Лукницкий. Путешествия по Памиру" - читать интересную книгу автора

логами. Банда - по балкам, по логам, по всем углам. Никто не кричит.
Надоевший вой оборвался. Тишина. Меня держат за руки, за углом скалы.
Выжидательная, напряженная тишина. Что такое? Надо мной склон горы. Зеленый
луг террасы обрывается над рекой. Отсюда реки не видно. С винтовками, с
мултуками басмачи залегли на краю, над обрывом террасы. Ждут. Так же они
ждали и нас. И опять то же самое. Бой и стрельба. Палят вниз, я не знаю, в
кого. Снизу отвечают. Кто там? Сердце совсем расходилось. Быть может,
спасение? Ожесточенные залпы. Минут не определить. И разом, словно смахнуло
стрельбу, - тишина. На миг. За ней удесятеренный вой, басмачи срываются с
мест, вскакивают на лошадей и потоками льются вниз. Они победили. Там тоже
все кончено. Меня больше не держат. Я на краю лога. На другой
стороне -группа всадников: старики. "Штаб". Закирбай и Юдин на одной лошади.
Как мне пробраться туда? Пытаюсь объяснить: "хочу туда... к товарищу...
можно?" Не пускают. Все же незаметно спускаюсь по склону. Не удерживают.
Дошел до середины спуска. Рев и камни... Меня забрасывают камнями. Два-три
сильных удара по руке, в грудь... Целятся в голову. Камни летят потоком.
Еле-еле выбираюсь назад. Орут, угрожают. Ладно!.. Басмач глядит на меня в
упор. Взгляд жаден. Как намагниченный, медленно, вплотную, подходит. Глядит
не в глаза, ниже -


в рот... Тянет руку ко рту. Мычит. Он увидел золотой зуб. Медлит,
разглядывая, и я замыкаю рот. Резко хватает меня за подбородок, вырываюсь,
он - сильнее, сует грязный палец в рот, нажимает. Вырываюсь. Меня удерживают
другие, им тоже хочется получить золото. Претендентов много. Они дерутся за
право вырвать мой зуб. "Яман, яман", - жестами, словами, хочу объяснить, что
зуб вовсе не золотой, просто - тонким слоем "покрашен золотом". Как
объяснить? Дерутся и лезут. Подходит старик, тот, развязавший руки, отгоняет
их.
"Штаб" переезжает на эту сторону, чтоб отсюда, по щели, спуститься
вниз.
Мы на дергающихся крупах, вместе наконец, - Юдин, я, Осман. Орава
увлекает нас вниз. Вниз, к реке, через реку, по левому' борту ложа, вверх,
тут глубокое ущелье бокового притока: речка Куртагата. Над устьем ее на
ровной площадке копошащаяся орда басмачей. Что они делают там? Мы,
приближаясь, видим: там маленькая, отдельная, неподвижная группа. На краю
площадки, над обрывом к реке... Пленные? Да. Их хотят расстрелять. Вот они
встают в ряд. Мы ворвались на площадку, смешались. Внимание басмачей от
пленных отвлечено. Это русские?.. Женщины, среди них женщины... У меня
защемило сердце. Меня сбросили с лошади. В давке бесящихся, лягающихся
лошадей я верчусь, увертываюсь от топчущихся копыт, - не задавили бы! Из
толпы рвутся выстрелы в воздух. Вот наш карабин, басмачи спорят, силясь
исправить его. Смотрю на русских сквозь беснование толпы. Они неподвижны. Их
неподвижность в этой свалке поразительна. Словно они изваяния. Словно они из
красной меди, - это от заходящего солнца. Они стоят рядом: три женщины,
четверо мужчин. Женщины - в высоких сапогах, в синих мужских галифе, в
свитерах. Разметанные волосы, красные лица - красный свет заливает их
мятущиеся глаза. Слева мужчина: высокий, очень сухощавый, узкое, умное лицо,
небритые щеки, пестрая тюбетейка, роговые очки... На руках он держит ребенка
лет трех. Ребенок припал лицом к его плечу, боится. Второй