"Павел Лукницкий. Путешествия по Памиру" - читать интересную книгу автора

тяжело завьюченные лошади сами остановились, словно и в них проникло то же
сознание.
Сзади, в склон горы, в крупы лошадей уперлись красные, низко лежащие
над равниной воздушные столбы заката. Я повернулся боком в седле, уперся
рукою в заднюю его луку. Туда, на закат, сбегала к травянистым холмам
лессовая дорога. Она терялась вдали, в купах засиненных предвечернею дымкой
садов. За ними, под невысокой, но острой, истаивающей в красном тумане
горой, распростерся покинутый экспедицией город. Он казался плоским темным
пятном, в котором пробивались белые полоски и точки. Некоторые из них
поблескивали, как осколки красного зеркала. Отдельные купы деревьев, будто
оторвавшись от темного большого пятна, синели ближе, то здесь, то там. Это
были маленькие селения - предместья города. Тона плодородной долины казались
такими нежными и мягкими, словно вся природа была одета в чехлы, -скинуть бы
их в парадный день - и равнина засверкала бы ярким играющим блеском.
Сзади - нежнейших тонов равнина, заполненная закатом, город как
последний форпост привычного культурного быта, оставляемого, кажется,
навсегда: улицы, дома, фабрики, конторы, столовые, кинотеатры, автомобили,
извозчики, электричество, телефонные провода, магазины, киоски, библиотеки -
весь сложный порядок шумного и деятельного человеческого сообщества.
Впереди - только горы: вершины, ущелья, вспененные бурные реки, горные
хребты, врезавшиеся в голубое небо острыми снежными пиками. И дорога уходит
туда перевитой, небрежно брошенной желтою лентой. Впереди - неизвестность,
долгие месяцы верхового пути, никаких населенных пунктов на Восточном
Памире, кроме Поста Памирского да редких киргизских кочевий. И только
далеко-далеко за ними, в глубочайших ущельях кишлаки Горного Бадахшана. И
главное впереди - особенные скудость, ясность и простота форм жизни, которые
обозначат дни и месяцы каждого двинувшегося туда человека.
Еще вчера - кипучая организационная деятельность, заботы, хлопоты, а
сейчас - бездонная тишина, в которой только мягкий топот копыт, гортанные
понукания караванщиков, свист бичей да медлительный перезвон бубенчика под
гривой первой вьючной лошади каравана. Теперь каждый из путников
предоставлен себе самому. Все черты характера, все физические способности
каждого приобретают огромное, непосредственное, заметное всем значение.
Никаких условностей и прикрас: все как есть! Если ты мужествен, неутомим,
спокоен, энергичен, честен и смел, ты будешь уважаем, ценим, любим. Если
нет - лучше вернись обратно, пока не поздно. Здесь, в долгом пути, время
тебя обнажит перед всеми, ты никого не одурачишь и не обманешь, все твои
свойства всплывут наружу. Ни красноречие, ни объем твоих знаний, ни степень
культурности - ничто не возвысит тебя над твоими товарищами, не послужит
тебе в оправдание, если ты нарушишь точный, простой, неумолимый закон
путешественника.
Все это промельнуло в уме мгновенно, но с беспредельной
отчетливостью, - так отчетлива, полна и мгновенна бывает предсмертная мысль,
и, может быть, именно поэтому созерцание дальних, вечных снегов влекло к
раздумьям о величии жизни и смерти. Горы - это будет иное, для многих сейчас
еще неведомое существование, которым сменится прошлый, обычный образ
городской жизни.

Георгий Лазаревич! - в задумчивости сказал я Юдину, который, подъехав
сзади, придержал рядом со мной своего коня. - Вы никогда не испытывали