"Павел Лукницкий. Ниссо" - читать интересную книгу автора

дети в ее возрасте. Меджид, ссорясь с ней, по-прежнему потчевал ее тумаками,
и Ниссо напрасно драла ему уши после каждого его нападения на Зайбо.
К Ниссо Меджид относился с открытой ненавистью. При всяком удобном
случае он кричал ей, что она "незаконнорожденная лягушка", что она может
убираться из дома его матери, в котором живет из милости, и что он еще
отомстит ей за все придирки. Ниссо почти не обращала внимания на злобные
выкрики мальчишки, трудилась и любыми способами старалась добывать еду.
Меджид был глух на правое ухо и всегда кричал, что в его глухоте
виновата Ниссо, которая однажды особенно сильно надергала ему ухо. В
действительности дело обстояло иначе. Год назад в ухо Меджиду заползло
какое-то насекомое. Тура-Мо в тот раз привела сына к той же Зебардор, и
старуха за три тюбетейки тутовых ягод влила в ухо Меджида какую-то горячую
жидкость. Жидкость обратно не вылилась, застыла в ухе, и с тех пор Меджид
наполовину оглох. Меджид и сам помнил об этом случае, но ему гораздо
интереснее было обвинять в своей глухоте Ниссо.
Он вообще любил делать ей всякие гадости. Недавно, когда Тура-Мо на
неделю вернулась в Дуоб, Меджид, притаясь за камнем, подстерег Ниссо,
которая с кувшином на голове поднималась от реки, и ловко выстрелил из лука
камнем. Камень угодил в самую середину кувшина, кувшин разлетелся на куски,
вода окатила Ниссо с головы до ног.
Ниссо так и не узнала, почему друг кувшин разбился на ее голове, и
очень испугалась: "Наверное, речной дэв разгневался на меня". А Тура-Мо так
избила Ниссо, что та еле уползла от нее в пустой коровник и осталась там
лежать без движения. Позже Тура-Мо даже пожалела девчонку и ночью пришла
посмотреть, не умерла ли Ниссо. Но, услышав тихие - сквозь сон - стоны
Ниссо, вышла из коровника успокоенная.
На следующий день Тура-Мо вместе с Бондай-Шо снова ушла в долину
Большой Реки, потому что, как и он, жить без опиума уже не могла. Ниссо
утром встала и, превозмогая боль во всем теле, отправилась к Палавон-Назару
просить какой-нибудь сосуд для воды.
Палавон-Назар в это утро лил круглые пули для своего фитильного ружья.
Перед ним на камне стояла деревянная чашка с ячменным зерном. Он отсчитывал
по восемнадцати зерен для каждой пули, чтобы все они были равны по весу, и
очень искусно, в самодельной формочке, обливал эти зерна свинцом, добытым у
кочевников в Восточных Долинах. Поглядев на робко вошедшую Ниссо, заметив
под ее глазами большие синяки, Палавон-Назар поцокал языком, протянул ей
чашку с приготовленными для пуль зернами и сказал:
- Съешь, сколько хочешь. Тетка ушла?
Ниссо молча кивнула головой и запустила в рот целую пригоршню зерен.
Палавон-Назар искоса наблюдал за ней, встал, прошел в угол своего дома
и, вернувшись, протянул Ниссо ломоть сушеной козлятины.
Когда она рассказала ему о кувшине и доверчиво спросила, за что мог
речной дэв разгневаться на нее, - он, подумав, медленно ответил.
- За что гневаться на тебя? Твое сердце еще как абрикос без косточки.
Просто шутят с тобой дэвы. Есть у меня два кувшина, возьми один!
И Ниссо, от радости забыв поблагодарить Палавон-Назара, пошла домой с
новым кувшином.
Видимый мир Ниссо был ограничен двумя хребтами скалистых гор,
взнесенных над ущельем, на дне которого с неумолчным шумом кипела река. Вниз
по течению этот мир отсекался от всего неизвестного высоким отвесным мы сом,