"В лабиринте секретных служб" - читать интересную книгу автора (Зиммель Йоханнес Марио)

Часть 2. Крах валютных операций гестапо

Рю де Воргезе со своими бистро, маленькими ресторанчиками и барами находилась в живописном старом квартале Тулузы. Томас Ливен печально улыбнулся, переходя маленькую улицу. Три года назад он прибыл в этот город, спасаясь от немцев вместе с подружкой Мими Хамбер и героическим глупцом полковником Сименоном.

Как и прежде, по улице гуляли красивые девушки, слишком намазанные и легкомысленно одетые. Томас уже знал, что Жанне Пере, владелицы борделя, в городе нет. Он охотно посетил бы ее и увиделся бы с девушками, разумеется, только чтобы вспомнить былое. Он остановился, дом был невзрачный, передняя тоже. Томас поднялся на третий этаж. На двери висела табличка:

Томас улыбался, нажимая кнопку звонка: «Коммерсанты, а когда я с ними познакомился, они промышляли подделкой картин, кражами в отелях, взломами сейфов. Боже! Какая карьера!» По ту сторону двери послышались шаги. Дверь открылась. В ее проеме стоял Пауль де ла Рок — потомок гугенотов. Он был изысканно одет и безупречно выбрит. Его высокая фигура и вытянутая голова придавали ему аристократический вид. Он вежливо сказал:

— Добрый день, месье, чем могу служить? — и вдруг заорал — Боже, Пьер! — Пауль обнял Томаса, которого знал под именем Пьер Хунебелле. На секунду он забыл свои хорошие манеры..

— Парень, это здорово! Ты жив? А мне сказали, что тебя убили в гестапо!

— Неплохо вы здесь устроились, — ворчал Томас, освобождаясь от объятий и проходя в комнату.

Пауль с восторгом смотрел на него.

— Где же ты пропадал? Как попал сюда?

Томас разъяснил ему ситуацию. Пауль слушал молча и лишь кивал головой.

— Я приехал с полковником в надежде на вашу помощь, — сказал Томас. — Вы превратились в солидных торговцев.

— В солидных торговцев, глупости. Это только значится на дверной табличке. Мы спекулируем, как и все, но интеллигентнее, благодаря тебе, старый друг. Твое обучение пошло нам на пользу.

— Да, — сказал Томас, — а теперь вы можете мне оказать большую услугу. Я должен знать, кто убил унтерштурмфюрера Петерзена. Не политическое ли это убийство?

— Это не политическое убийство, — сказал Пауль.

— Тогда расскажи, кто и за что убил Петерзена и как!

— Пьер, я же не могу предавать француза, который убил нациста. Этого даже ты не можешь от меня требовать!

— Я должен сообщить тебе, Пауль, что нацисты арестовали 250 человек. Они расстреляют не одного, а многих заложников. Мы можем этому воспрепятствовать, если докажем, что произошло не политическое убийство, что Петерзен был порядочная свинья. Понял ли ты, наконец?

— Ну, что ты раскричался на меня. Я охотно похожу, послушаю, что говорят люди по поводу этого убийства.

Три дня спустя, 27 сентября 1943 года, три господина сидели за обеденным столом Пауля де ла Рока: хозяин, Томас Ливен и Фред Майер. Пауль позвонил Томасу в гостиницу.

— Мне думается, я могу сообщить кое-что тебе. Приходди ко мне. Фред тоже придет. Умеешь ли ты готовить? От ребят из Марселя мы слышали, что однажды ты их угостил потрясающим обедом.

— Договорились, — ответил Томас. В этот день он работал на кухне более трех часов, а теперь сидел за столом. Оба гангстера были в темных костюмах, белых рубашках с галстуками серебряного цвета. Они строго следили за манерами и даже пытались закуску — маринованный сельдерей — есть при помощи ножа и вилки, что создавало им большие трудности.

— В противоположность множеству других блюд, — говорил Томас, — эти корешки можно взять рукой.

— Слава небесам, — воскликнул Фред, — а что это за сыр?

— Рокфор, — ответил Томас. — Так кто же убил Петерзена? — спросил он.

— Некий Луис Монико. Корсиканец, кличка Мечтатель.

— Связан с Сопротивлением?

— Куда там! Настоящий бандит. Очень молод, у него туберкулез, имеет четыре года тюрьмы за неумышленное убийство. Ребята, я балдею от закуски!

Чтобы этого не случилось, я сейчас принесу следующее блюдо. — Томас вышел на кухню и вернулся, неся пудинг.

— Фу, пудинг, — разочарованно протянул Фред, — я думал, будет мясо!

— Действительно, почему? — спросил Пауль, вытирая губы салфеткой. — Прямо скажем, друг, мы немного разочарованы.

— Секундочку, — попросил Томас, переворачивая пудинговую форму на большое фарфоровое блюдо. По столовой распространился деликатесный запах мяса и лука. Обагангстера оживились. На их лицах появилось выражение успокоенности.

— Теперь расскажите мне о Мечтателе, — сказал Томас.

— По полученной нами информации, а она первоклассная, — начал Фред, — Петерзен — большая свинья, самая большая из всех кавалеров «Ордена крови» и СД. Он прибыл к нам как частное лицо и, знаешь, чем стал заниматься? Скупкой золота. В любом количестве, за хорошую цену. Спекулянт с большим размахом. Мечтатель несколько раз продавал ему драгоценности, но мелкими партиями.

«Герр Петерзен из СД — валютчик, — думал Томас. — Фюрер приказал похоронить его с почестями. А заложники будут расстреляны».

— Со временем Петерзен завоевал доверие Мечтателя, — продолжал Фред, — и в один прекрасный день Луис принес в отель, где жил Петерзен, очень большую партию золота.

Худой, бледный Луис Монико поставил два черных чемодана с золотыми монетами и слитками золота на стол в стиле рококо в салоне апартамента № 203 в отеле «Виктория». От волнения он кашлял, воздух со свистом вырывался из легких, глаза лихорадочно блестели. Человек небольшого роста, в фланелевом костюме стоял против него. У него были водянистые глаза, почти беззубый рот, математически безупречный череп, покрытый короткими светлыми волосами. Луис знал, что его фамилия Петерзен и что он скупает золото.

— Сколько на этот раз? — спросил Петерзен.

— 300 луидоров и 35 слитков. — Мечтатель открыл оба чемодана. При свете люстр заблестело золото. — Давайте деньги! — потребовал он.

Петерзен засунул руку в карман пиджака и вынул удостоверение. Леденящим голосом он проговорил — Я унтерштурмфюрер Петерзен из СД. Вы арестованы!

Правая рука Луиса находилась в кармане. Не вынимая ее, он выстрелил. Три пули попали в грудь кавалера «Ордена крови». Смерть наступила мгновенно.

— Со мной такие трюки не проходят, собака, — проговорил Мечтатель. Затем он подошел к двери и посмотрелв коридор. Он был пуст. Луис взял свои чемоданы с золотоми вышел из номера.

— Никто его не видел, — продолжал Фред Майер.

— А откуда вы все это знаете? — спросил Томас.

— От его брата.

— И он добровольно все рассказал?

— Да, потому, что сейчас это не имеет никакого значения для Луиса. Я тебе говорил, что он болен туберкулезом. Три дня назад у него открылось сильное горловое кровотечение. Лежит в госпитале. До конца недели вряд ли дотянет. Ты можешь отправиться к нему со своим полковником. Он даст подробные показания.

27 сентября 1943 года, 16 часов 15 минут. На письменном столе маленького майора Бреннера зазвонил телефон. Он схватил трубку и услышал голос своего шефа;

— Говорит Верте. Звоню из Тулузы. Слушайте внимательно. Все, что я говорю, имеет важнейшее значение! — Верте рассказал об умирающем Луисе Монико и его признании. — При этом присутствовали Ливен, я и два сотрудника СД.

— Черт побери, герр оберет, — воскликнул Бреннер. Егосердце бешено колотилось. — Этот Ливен! Этот чертов Ливен! Слава богу, я сразу же поддержал его идею!

— А этот ростовщик Виктор Робинзон, который обвинил Ферро, — продолжал Верте, — он работал у него в банке. Ферро уволил его. Робинзон хотел отомстить, и это не все, Бреннер. Сейчас главное то, что, как узнал Ливен, Петерзен замешан в спекуляции золотом и оккупационными марками. Бреннер, вы слушаете?

Майор облизал пересохшие губы. «Оккупационные марки! Чем дальше, тем страшнее. О небо! И я участвую в раскрытии этого дела!»

— Я слушаю, герр оберет, — прокричал он в трубку.

Мы не знаем еще взаимосвязи, но нельзя терять нисекунды. Если подтвердится, что Петерзен участвовал в валютных спекуляциях, разразится грандиозный скандал. Разумеется, СД попытается все ретушировать. Мы на пару часов их опережаем. Майор Бреннер, возьмите пять надежных солдат.

— Яволь!

— Петерзен на авеню Ваграм, три имел служебную квартиру. Обыскать!

— Яволь, герр оберет!

— Ливен узнал, что Петерзен имел еще частную квартиру, о которой СД, пожалуй, не знает. Поезжайте туда.

— Яволь, герр оберет!

— Переверните там все вверх дном! Ливен уже на путик вам. Найдите доказательства, прежде чем СД их уничтожит, и сохраните их. Поняли?

— Яволь, герр оберет!

С резким скрежетом тормозов остановился вермахтовский «мерседес» у дома 3 на авеню Ваграм. Из него выскочил майор Бреннер и стал поправлять очки. Позади «мерседеса» затормозил грузовик. Пять солдат выпрыгнули из кузова на улицу, освещаемую мягким осенним солнцем. Было 16 часов 46 минут 27 сентября 1943 года. «За мной!» — скомандовал маленький майор, расстегивая кобуру пистолета. Шесть человек ворвались в квартиру убитого Петерзена. Однако она была пуста. Все двери были распахнуты. Исчезла мебель, ковры. Толстая консьержка объяснила: «Все увез еще утром друг Петерзена. Он часто бывал здесь. Его фамилия Редекер».

«Редекер?» Маленький майор имел знакомых в СД. Он знал и Редекера, зятя рейхсфюрера СС и шефа немецкой полиции Генриха Гиммлера. Бреннер почувствовал себя неуютно. «Неужели Редекер связан с Петерзеном? — подумал он. — Тогда все решают секунды!» Сюда, на служебную квартиру, он приехал поздно. О другой квартире, на авеню Моцарта, СД, кажется, не знает. Пять отобранных солдат сбежали за майором вниз по лестнице. Взревели моторы. Сердце Бреннера, казалось, готово было выскочить из груди. Через несколько минут майор на школьном французском языке объяснял консьержке дома 28 на авеню Моцарта, что хочет обыскать квартиру Петерзена. «Но, месье, там еще дамы», — возразила портье. «Что за дамы?» — «Мадам Лили Паже и ее дочь Софи». «Кто такая мадам Паже?» — «Как вам сказать, приятельница месье Петерзена. Сам он несколько дней назад выехал куда-то». Из этого Бреннер мгновенно сделал вывод, что о смерти Петерзена здесь еще ничего не известно, и устремился в дом. Ему открыла премиленькая Софи. Бреннер объяснил цель вторжения, ничего не говоря о судьбе кавалера «Ордена крови». Софи сконфузилась и позвала маму. Мадам Паже появилась в прозрачном платьице. Ей было около 33 лет. Очень приятная особа с миндалевидными глазами и ослепительно белой кожей. Майор заметил, что его солдаты пожирали ее глазами. Есть сорт женщин, с которыми майор Бреннер никогда в жизни не имел дела. Мадам Паже принадлежала как раз к таким. Он вежливо и твердо объяснил цель посещения. Затем прошел, преисполненный служебного рвения, в гостиную, которая была чрезвычайно элегантно и дорого обставлена. На стенах можно было увидеть фривольные картины. Бреннер, разумеется, их не рассматривал. Между тем Лили Паже грациозно подошла к окну и опустила жалюзи. «Я не идиот, — подумал Бреннер, — явно она подает сигнал для наблюдающего снаружи». Он подошел к окну и поднял жалюзи.

— Мне хотелось бы любоваться красотой, мадам, придневном свете, — объяснил Бреннер своей поступок с железобетонной галантностью.

— Шарман, — проворковала Лили. Она подошлак низкой, глубокой софе и упала в нее, скрестив ноги. — Начинайте обыск, герр майор.

Однако люди Бреннера уже давно его начали. Майор слышал голоса вокруг и комплименты в адрес Софи. «Проклятые кобели, никакого чувства долга». Раздражаясь от присутствия Лили, Бреннер открыл громадную шкатулку и заглянул туда. То, что он там увидел, вогнало его в краску. Он с трудом хватал воздух. Черноволосая Лили рассмеялась сардонически, Бреннер с шумом захлопнул ящик. Ему опять стало не по себе. Майор слышал, что существуют книги, рисунки, фото и другие предметы, которые не выставляются на публику. При взгляде в шкатулку он ощутил неловкость. «Ничего удивительного, что такая нация проиграла войну», — подумал он. Все увиденное крайне удручило майора. Его привел в себя голос мадам: «Ваши люди, кажется, обнаружили библиотеку». Бреннер выскочил в соседнюю комнату. Четверо из его лучших людей копались у книжного шкафа. Майора потрясло, когда он увидел, что они рассматривают. Он отправился на розыски пятого и нашел его в комнате Софи. Ситуация ему не нравилась. Квартира представляла собой практически музей порнографии. Лицо майора приобрело цвет переспевшего томата. Пот выступил на лице. Раздираемый сомнениями, он поспешил к телефонуи заказал по линии вермахта разговор-молнию с Тулузой. Слава Богу, Верте был на месте. Бреннер застонал от облегчения, услышав голос оберста. На одном дыхании он доложил, в какое болото попал.

— А оккупационные марки не нашли? — спросил Верте.

— Ничего, герр оберет!

— Бреннер, Ливен должен прибыть в Париж. В квартиру никого не пускать, о Тулузе никому не рассказывать.

— Ясно, герр оберет, с квартиры ни шагу, никого непускать, буду нем, как могила.

— Позвоните в отель «Лютеция» и на квартиру Ливену. Он должен немедленно прибыть к вам.

Бреннер положил трубку. Луч надежды проскользнул по его лицу.

«Ливен, Ливен, хоть бы он скорее появился!»

То, что майор Бреннер со своими лучшими людьми нашел в тайной квартире кавалера «Ордена крови», не представляло интереса: порнография, драгоценности, большое количество золотых монет. Никаких материалов, доказывающих причастность Петерзена к валютным махинациям, найдено не было. Снова и снова мадам Паже пыталась опустить жалюзи, Бреннер запретил ей еще раз, на этот раз очень строго. Полтора часа прошло с начала обыска. Вдруг зазвонил звонок у входной двери. Лили сделалась мертвенно бледной. Бреннер достал пистолет. «Ни звука», — приказал он ей и, подойдя к двери, рывком открыл ее. Мужчина оказался в прихожей. Он был молод, красив и смугл, гладко причесан, носил маленькие усы, его глаза были удлиненной формы, на правой щеке имелись шрамы. Оказавшись в прихожей, он побледнел.

— Идиот, — закричала Лили. — Почему ты пришел?

— Почему я не должен был прийти, жалюзи были подняты!

«Ага!» — с триумфом воскликнул Бреннер. Затем он проверил, нет ли у человека оружия. Не было. По паспорту это был Проспер Лондте, 28 лет, по профессии артист. Бреннер начал его допрашивать. Молодой человек молчал. Внезапно вмешалась Лили.

— Месье майор, я хочу все сказать. Проспер — моя большая любовь. Я обманывала Петерзена с ним. Верите мне?

Ни одному слову! — холодно ответил Бреннер и подумал: «Так же холодно реагировал бы Томас Ливен». После этого он запер Проспера в ванную.

Было уже 19 часов 30 минут. Стало смеркаться. Бреннер позвонил домой и на службу. Ливен не появлялся. Бреннер начал подумывать, не послать ли своих людей на вокзал встретить и привезти сюда Ливена. Но вдруг в их отсутствие нагрянет СД, и он тогда должен защищать эту крепость один? Что же ему делать? Все началось так быстро и многообещающе, а теперь? Теперь он сидит в этой квартире, загруженной порнографией, без доказательств. Одного он, правда, задержал. Однако кто он? Как добиться, чтобы он говорил правду? И вдобавок ко всему эта мадам Паже с ее красавицей дочкой. «Как было бы хорошо находиться за своим письменным столом в кабинете! Теоретическая работа генштабиста — моя стихия, тактика и стратегия практического исполнения — не для меня». Бреннер колебался, не сказать ли мадам, чтобы ее дочь покормила солдат. Люди голодные, а хочется быть заботливым начальником. Он сам приказал Софи отправиться на кухню и приготовить бутерброды. Скоро солдаты сидели с набитыми ртами и пили шампанское, обнаруженное в холодильнике. Бреннер сначала отказался от угощения. Позднее позволил себе сделать один глоточек и съесть бутерброд. Пробило 9 часов, 10. О Ливене ни слуху, ни духу. Дамы начали поговаривать о том, что пора уже в постель. Бреннер разрешил им идти отдыхать. Он организовал охрану: один человек перед комнатой Софи, один перед дверью хозяйки, один перед ванной, два в прихожей. Сам он остался в гостиной у телефона: «Я не буду спать. Я оказался на высоте: не позволил ни подкупить себя, ни соблазнить, ни…» И он заснул! Когда Бреннер проснулся, в гостиной было темно. Он почувствовал, как чьи-то руки нежно обнимают его.

— Тихо, — послышался голос Лили, — они все заснули. Я сделаю для вас все, что вы хотите, отпустите только Проспера.

— Мадам, — твердо сказал он, — уберите сейчас жесвои руки с моего пистолета.

— Ах, — прошептала Лили. — Мне совсем не нужен твой пистолет, дурак. — В этот момент раздался звоноку двери.

Томас Ливен вернулся в Париж в 22 часа 10 минут. На службе ему сообщили, что майор Бреннер несколько раз звонил ему и просил срочно прибыть на авеню Моцарта, 28. «Что делает столько времени Бреннер на квартире валютчика Петерзена?» — думал Томас. В холле отеля «Лютеция» он увидел двух друзей-ефрейторов Радаца и Шлумбергера. Берлинец и венец радостно его приветствовали. Они только что сменились с дежурства.

— Пойдемте с нами, герр зондерфюрер, мы отправляемся на Рю Печаль поразвлечься с девочками.

— Послушайте-ка, камерады, повремените с вашими намерениями и пойдемте со мной. Вы можете мне понадобиться.

Таким образом все трое очутились около 23 часов перед дверью на авеню Моцарта, 28. Томас позвонил, послышалось множество голосов, топот, затем приближающиеся шаги. Открылась дверь. В проеме показался майор Бреннер, красный как рак, не дыша, с взъерошенными волосами и следами губной помады на шее. Позади него Томас с друзьями увидел женщину в ночной рубашке. Майор Бреннер обрадовался:

— Герр Ливен, слава Богу, что вы наконец появились. Томас галантно поцеловал руку даме. Бреннер доложил ситуацию о том, что он, к сожалению, нашел в этой квартире, и о том, чего он, к сожалению, не нашел. Под конец он рассказал о задержанном.

— Проспер — мой любовник, — заявила Лили, накинувшая на себя меж тем халат. Она смотрела Томасу прямо в глаза.

— Эрих Петерзен убит в Тулузе одним из своих деловых партнеров, — сказал он.

Губы Лили сложились в прекрасную улыбку с невыразимым выражением сатанинского счастья.

— Наконец-то прибрал его черт! — сказала она. Маленький майор сначала не тюнял.

— Вот это вещь, я должен ее посмотреть.

Бреннер повернулся и увидел худого ефрейтора перед большим волшебным фонарем, заключенным в большую шкатулку, которую майор уже открывал и от возмущения захлопнул. Радац ее тоже открыл, но не захлопнул. Он вытаскивал содержимое и смотрел с удовольствием. Наконец, ефрейтор вынул ящики и вытряхнул все, что в них лежало, на пол, смеясь при этом. Внезапно он стал серьезным.

— Кто туда засунул оккупационные марки в таком количестве? — воскликнул Радац.

В гостиной наступила мертвая тишина, ее прервал Томас Ливен.

— Вот видите? — Он склонился перед мадам Паже. — Разрешите, мы еще раз проведем обыск?

Красотка устало улыбнулась.

— Пожалуйста, я даже подскажу, что искать надо там, куда герр майор запретил своим людям лазить.

Было найдено пять миллионов марок с румынской серией. Томас отослал Лили в ее комнату и вызвал из ванной бледного и испуганного Проспера. Спустя 10 минут Ливен вошел в спальню хозяйки дома. Она лежала в кровати, ее глаза горели. Он присел на край постели, она начала шептать:

— Я сказала правду. Проспер — моя любовь. Только из-за него я нахожусь здесь, у Эриха, у этого поросенка. Вы не верите мне?

— Верю, — ответил Томас. — Я разговаривал с Проспером. Он рассказал, что знаком с вами два года.

Год назад он был арестован СД. Проспер имел много достоинств, которые делали женщин счастливыми. После ареста его допрашивал Петерзен. Во время допроса появилась некая Лили Паже, которая просила за Проспера. Петерзену она понравилась. Он обещал быть мягким с Проспером, если Лили станет его любовницей. Так Проспер оказался на свободе.

— Послушайте, мадам, я готов защитить Проспера, но при одном условии.

— Понимаю, — сказала Лили и с обворожительнойулыбкой освободила место на постели рядом с собой.

— Боюсь, вы меня неправильно поняли, — дружески улыбнулся Томас. — Петерзен был замешан в спекуляции с оккупационными марками. Я должен знать, как они попадали во Францию. Если вы мне поможете, я помогу Просперу.

Лили приподнялась на постели…

«Как она красива, — думал Томас, — и любит такого подонка. Жизнь так комична!»

— Там на стене висит картина «Леда и лебедь», снимите ее.

Томас снял. В стене был небольшой сейф с наборным замком.

— Наберите 47 132,— подсказала Лили.

Томас набрал. Дверь открылась. В сейфе лежала толстая тетрадь в черном кожаном переплете и больше ничего.

— Эрих Петерзен был очень педантичный человек, — объяснила женщина на кровати, — он все записывал в дневник: о мужчинах, о женщинах, о деньгах и гешефтах. Прочтите этот дневник, и вам все станет ясно.

Ночью Томас почти не спал. Он читал дневник унтер-штурмфюрера Петерзена. Когда забрезжил рассвет, ему стало известно почти все об одной из грандиознейших афер, проводимых во время войны. Перед обедом он докладывал вернувшемуся из Тулузы оберсту Верте:

— В этом деле замешаны буквально все высшие чиновники СС в Берлине, руководитель СД в Румынии, возможно, и сам посланник Гиммлера в Бухаресте Манфред фон Киллингер!

— Всемогущий Боже, — только и прошептал оберет Верте.

Майор Бреннер слушал, сидя в кресле, с большим интересом и надеждой.

— Все, собственно, началось с Редекера, — продолжал доклад Ливен. — В 1942 году он работал в СД в Бухаресте. В это время румыны вынуждены были признать оккупационные марки, но они были рады, если находили кого-нибудь, кто продавал доллары, фунты или золото, неважно по какому курсу, лишь бы избавиться от оккупационных марок. Редекер был переведен в Париж. Здесь он познакомился с Петерзеном. Родство душ их объединило. Редекер поделился своим румынским опытом. Они вместе развернули огромный гешефт. Петерзен рыскал по Франции. Он покупал, вымогал, шантажировал и реквизировал золото и валюту. Ценности со специальным самолетом СД направлялись в Берлин. Здесь были надежные сотрудники. Французское золото спецрейсом направлялось в Бухарест. И тут сидели надежные сотрудники. Люди СД покупали оккупационные марки за это золото и направляли их под видом секретных материалов через Берлин в Париж. Все проходило так, как предсказывал банкир Ферро.

Томас Ливен закончил свой доклад. Только немцы могли организовать эту спекуляцию. На негодные деньги Редекер и Петерзен покупали во Франции все, что хотели. Однако они не доверяли полностью друг другу. Поэтому Петерзен имел квартиру, о которой никто не знал, поэтому вел дневник о всех делах, в которых участвовал Редекер, с тем чтобы держать последнего в руках! Томас потряс кожаной тетрадью.

— Здесь стоит не только имя Редекера. Много имен. С помощью этого дневника мы можем взорвать очень многих.

— Послушайте-ка, Ливен, — возбужденно проговорил Верте. — Ясно ли вам, с кем мы будем иметь дело? С зятем Гиммлера, с посланником, с высшими генералами СД!

— Именно поэтому наши дальнейшие шаги должны быть тщательно продуманы, герр оберст! Это лучше всего сделать за обедом. Я все уже подготовил у себя дома и приглашаю вас и майора Бреннера через час ко мне.

Взволнованные и бледные, с опозданием на 1 час, оберст Верте и майор Бреннер появились на роскошной вилле Томаса Ливена. Майор выглядел так, как будто сейчас же разразится слезами. Оберет смотрел в одну точку. Нанетта сервировала стол закусками. Томас подождал, пока она не удалилась, и спросил:

— Что за печаль, господа? Или вы вдруг почувствовали симпатию к зятю Гиммлера?

— Если бы речь шла только о нем, — раздраженноответил Верте.

— А что же еще?

— Дело касается вас!

— Вы шутите? — спросил Томас.

— К сожалению, нет. СД хочет свести с вами счеты. Вам известно, что у Бреннера есть связи в СД? Так вот, после того как мы расстались, он отправился на авеню Фош. В конечном счете мы раскрыли убийство Петерзена в Тулузе. Он говорил с Винтером и установил, что они не знают об афере с оккупационными марками. В ходе беседы Винтер заговорил о вас, герр Ливен. Он сказал, что теперь вы влипли!

Открылась дверь в столовую.

— А, вот и снова появилась наша прекрасная Нанетта, — воскликнул Томас, — и принесла нам горячее.

Девушка покраснела до корней волос.

— Месье Ливен, я прошу вас, не называйте меня прекрасной Нанеттой, когда я несу посуду, иначе я уроню и разобью тарелки.

Сервируя горячее, она сказала, обращаясь к Верте:

— Месье самый обаятельный мужчина на свете! Полковник молча кивнул и взял салат. Нанетта вышла.

Бреннер с участием спросил:

— Известна ли вам некая штабехауттфюрерйн Мильке?

— Мне ли не знать этого дракона!

Вот из-за нее вы и влипли, — разъяснил майор. — И никто вам не поможет, — добавил Верте, — ни я, ни Канарис.

— Рассказывайте дальше, Бреннер. Майор поведал все, что узнал от Винтера.

Мильке появилась у штурмбаннфюрера Айхлера. В свое время она крупно поспорила с зондерфюрером Ливеном. В ночь 21 сентября она увидела в спальном вагоне поезда Париж — Марсель Ливена с очень красивой, подозрительной женщиной. При проверке она предъявила удостоверение сотрудника абвера на имя Мадлен Носль. «Не пахнет ли здесь кислым?» — спросила Мильке и предложила послушать ее дальше.

Айхлер, ненавидевший Томаса, слушал со злорадством, затем он быстро установил, что немецкий самолет 22 сентября доставил из Марселя в Мадрид некую мадемуазель Носль, которая проследовала в Лиссабон. Айхлер дал своим людям задание, и они установили, что Носль живет в Лиссабоне, но там она зарегистрирована под фамилией Ивонне Дегатр. Где-то Айхлер слышал эту фамилию. Он проверил по розыскным листам. На его лице появилась торжествующая ухмылка — Ивонне Дегатр, ассистент профессора Дебо, уже длительное время разыскивалась гестапо как опаснейший член французского Сопротивления, и Томас Ливен переправил ее в нейтральную страну по документу германского абвера!

— Винтер рассказал, что Айхлер связался по телефонус Берлином, — продолжал майор Бреннер, — разговаривал с Гиммлером.

— С тестем герра Редекера, — добавил оберет.

— Гиммлер говорил с Канарисом, который звонил мне 30 минут назад. Адмирал, взбешен. Вы знаете, как обострены наши отношения с СД. И теперь еще это. Мне очень жаль, Ливен, вы очень обаятельный человек, но я ничего немогу сделать. СД возбудила против вас дело. Вас предадут военному суду и…

— Не надо так мрачно, герр оберет!

— А что же можно поделать? — спросил майор.

— Очень много! СД хочет схватить меня, а мы планируем разобраться до конца с Редекером. Что у нас сегодня? Вторник. Хорошо! Завтра во второй половине дня я буду у штурмбаннфюрера Айхлера и покончу с такой мелочью, как фальшивое удостоверение сотрудника абвера.

— Вы, вы хотите пойти к Айхлеру?

— Разумеется! Мне очень жаль, что я причинил герр Канарису неприятности.

— Но почему вы хотите пойти к Айхлеру?

— Потому, что завтра среда, а в этот день самолетом из Бухареста в Берлин доставляются оккупационные марки. После обеда мы должны разработать точный план по времени. Все должно хорошо кончиться.

С очаровательной улыбкой прекрасная Нанетта подала своему хозяину пальто из верблюжьей шерсти. Томас Ливен взглянул на часы. Было 16 часов 30 минут 29 сентября 1943 года.

— Как вы думаете, будет сегодня туман, прелестное дитя? — спросил он.

— Я не думаю.

— Если небо останется ясным, то сегодня к вечеру несколько господ окажутся за решеткой.

— Не поняла, месье?

— Ничего, ничего, Нанетта. Я заключил небольшое пари на погоду и, естественно, хочу его выиграть.

Томас привел в движение лавину и теперь должен был действовать осторожно, чтобы она не засыпала его самого. Он отправился в управление СД Парижа на авеню Фош к штурмбаннфюреру Айхлеру. Операция, которая должна была принести Томасу успех, началась сутки назад. В стремлении спасти жизнь свою и зондерфюрера оберет Верте послал Канарису телеграфный отчет, с которым адмирал отправился к Гиммлеру. Беседа с ним длилась больше часа. Очень неприятные сведения адмирал передал шефу немецкой полиции и рейхсфюреру СС.

— Я буду безжалостно карать, — кричал Генрих Гиммлер.

28 сентября 1943 года начала работать особая комиссия, составленная из высших чинов СС. Три члена комиссии вылетели через Вену в Бухарест. 29 сентября в 7 часов 55 минут в аэропорту Бухареста они арестовали курьера СД унтершарфюрера Антона Линзера, собиравшегося вылететь в Берлин.

В его секретных документах было найдено 2,6 миллиона оккупационных марок, предназначавшихся для Румынии. В 8 часов 30 минут комиссия появилась в управлении СД в Бухаресте, которое размещалось в немецком представительстве на улице Кала Виктория. Там нашли большое количество золотых французских луидоров и крупные суммы оккупационных марок. Два сотрудника СД были арестованы. В 13 часов 50 минут 29 сентября в аэропорту Берлин-Штаакен приземлился самолет из Бухареста. Комиссия арестовала некоего унтерштурмфюрера Хансманна, который с явными признаками беспокойства расспрашивал экипаж прибывшего самолета о курьере из Бухареста. После короткого допроса Хансманн признался в участии в валютной афере. Он назвал имена четырех высших офицеров СД, принимавших участие в валютных спекуляциях и работавших в Берлине. Уже в 14.00 все четверо были брошены в камеры. Адмирал Канарис ежечасно информировал оберста Верте о ходе операции.

— Вам, кажется, улыбается счастье, герр Ливен, — усмехаясь, говорил Верте Ливену.

— Совершенно незаслуженно, — Томас постучал по дереву. — Когда вылетели господа в Париж, чтобы разобраться с нашими делами?

— 30 минут назад. Гестаповец, судья и два советника военного трибунала должны приземлиться между 16.30 и 17 часами.

В 16 часов 30 минут Томас Ливен вышел из свдей виллы: «Боже, пусть не будет тумана! При тумане самолет с членами комиссии не сможет приземлиться, и тогда моя месть этим кровавым собакам с авеню Фош, истязавшим меня, будет неполной».

Сотрудники СД приняли Томаса строго и холодно. Они еще не знали, что их ждет в ближайшее время. Краснолицый Айхлер и его бледный адъютант Винтер говорили с Томасом сухо. Так же вели себя в последний год войны многие генералы, военные судьи и офицеры, приговаривавшие к смерти немецких солдат. Они появлялись перед казнью для того, чтобы объяснить жертвам, почему необходимо их расстрелять. Подобного рода слова говорили и оба гестаповца сидевшему перед ними Томасу.

— Видите ли, Ливен, мы лично ничего против вас не имеем, наоборот! Мне нравится, что вы нашли мужество прийти к нам. Но речь идет об интересах рейха! — разглагольствовал Айхлер.

Ему вторил Винтер:

— Продолжайте ухмыляться, Ливен. Посмотрим, как вы будете вести себя перед военным судом.

Позвольте спросить, господа, сейчас действительно десять минут шестого или мои часы спешат? — с присущей вежливостью осведомился Томас. Во взгляде, который на него бросил Айхлер, сквозила неприкрытая ненависть.

— Почему вы не можете оставаться серьезным человеком? Если бы вы перешли к нам, го были бы уже штурмбаннфюрером. Ваши часы идут правильно.

Томас встал, подошел к окну и посмотрел на осенний сад. Ни намека на туман.

— Могу я узнать, господа, как вы вышли на меня? — спросил их Томас.

Штурмбаннфюрер Айхлер и его адъютант с самодовольством рассказали, как благодаря штабехауттфюрерин Мильке они узнали, что Томас Ливен вывез в Лиссабон опасную преступницу Ивонне Дегатр. Ливен внимательно слушал их, посматривая на часы. Айхлер усмехнулся:

— Самообладание до конца, не так ли? Этот человек мне нравится! Доказательства вашей вины отосланы рейхсфюреру СС. В ближайшее время состоится военный суд. Теперь ни один человек вам не поможет. Ни оберет Верте, ни адмирал Канарис, никто!

Томас вновь посмотрел на часы. В передней послышался шум. Голоса, приказы, щелканье каблуков. Томас почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Он проговорил:

— Я надеюсь, что господа окажут мне честь своим присутствием на казни.

Теперь и Айхлер услышал шум в приемной.

— Что там происходит?

Испуганный дежурный доложил срывающимся голосом:

— Трое господ из Берлина… Очень срочно… Особая комиссия Главного управления имперской безопасности.

«Ну, наконец», — подумал Томас. Он в последний раз за этот день посмотрел в окно. «Благодарю тебя, Боже!» Члены комиссии вошли в кабинет. Судья СС в чине группенфюрера в черной униформе, оба советника в очках отдали по-военному честь. Генерал поднял руку в так называемом немецком приветствии. Его голос звучал холодно: «Хайль Гитлер! Штурмбаннфюрер Айхлер? Приятно! Ваша фамилия унтерштурмфюрер Винтер? А вы?»

Айхлер еле пришел в себя:

— Это просто посетитель. Вы можете идти, герр Ливен. Судья СС повернулся к Томасу.

— Зондерфюрер Ливен?

— К вашим услугам!

— Останьтесь.

Штурмбаннфюрер, вызовите сюда оберштурмфюреpa Редекера и ни о чем его не предупреждайте!

Зять Гиммлера появился в кабинете Айхлера. Его улыбка на тонких губах тотчас исчезла при виде комиссии.

— Обыскать! — приказал генерал.

Винтер начал дрожать и молча свалился в кресло. Группенфюрер произнес с металлом в голосе:

— Оберштурмфюрер, вы арестованы!

Редекер бросил ищущий взгляд на бледного Винте В наступившей тишине послышался срывающийся голос Айхлера:

— За что?

— Оберштурмфюрер участвовал в миллионных валютных спекуляциях. Вместе с убитым в Тулузе унтерштурмфюрером Петерзеном он причинил рейху значительный ущерб. Следствие даст ответ, кто из СД в Париже участвовал в афере.

Айхлер уставился на судью:

— Я не понимаю ни слова. Кто выдвинул обвинение? Судья ответил. С остановившимися глазами Айхлер смотрел на Томаса и шептал: «Вы? Вы? Вы?» Затем случилось такое, что чуть не лишило Айхлера разума: группенфюрер подошел к Томасу и пожал ему руку со словами:

— Зондерфюрер, от имени рейхсфюрера СС выражаювам благодарность и признательность.

— Не стоит. Рад был помочь.

— Рейхсфюрер просил передать вам. Он связался с адмиралом Канарисом. В отношении вас все улажено.

По делу о спекуляции оккупационными марками было арестовано 23 человека, среди них два француза и один румын. Процесс был закрытым. Французы, румын и унтер-штурмфюрер Хансманн были приговорены к смерти, остальные к длительным срокам каторжных работ. Оберштурмфюрер Редекер получил восемь лет. Но Гиммлер тут же доказал, что ему дороги интересы семьи. Шесть месяцев отсидел Редекер в тюрьме. Затем по личному указанию рейхсфюрера СС он был освобожден и отправлен в Берлин, в котором и проработал на указанном тестем месте до конца войны. Сегодня Редекер — видный и уважаемый член национал-демократической партии на севере своего фатерланда.

13 октября 1943 года Италия объявила Германии войну. 6 ноября русские освободили Киев. В эту зиму во Франции окрепло движение Сопротивления. С юмором наблюдали Томас Ливен и его друзья из отеля «Лютеция» за поведением парижских спекулянтов. Насколько раньше они солидаризировались с немцами, настолько теперь стремились доказать свой патриотизм. Виднейшие представители преступного мира использовали свои специальные знания для оказания помощи движению Сопротивления. Популярные кокотки передавали заработанные драгоценности в распоряжение «Макки». Захватчики и захваченные жили, как в лихорадке. Жизнь становилась подобной танцу на вулкане. Абвер работал с перегрузкой. В эти зимние месяцы у Томаса Ливена было много дел.

В период проведения Тегеранской конференции Томас получил сведения о некоем Вернере Ламме, личном друге Германа Геринга. Этот Ламм решил придать своим спекуляциям хозяйственно-политическое значение. В течение многих лет английский ковровый синдикат господствовал на мировом рынке. Герр Ламме заявил своему другу рейхсмаршалу: «Я сокрушу этот синдикат». Геринг заинтересовался. Он разрешил Ламму вывезти из Голландии в Париж 6 тысяч ковров. Часть из них Ламм конфисковал, часть просто украл. В Париже на Елисейских полях он открыл роскошный магазин по продаже ковров. Ни у кого не хватало мужества призвать к порядку личного друга Геринга.

Вместе с оберстом Версте и майором Бреннером Томас Ливен покончил с жуликом. Они подсунули Ламму адрес склада под Парижем, где хранились персидские и смирненские ковры. Склад принадлежал одному южноамериканскому еврею, о чем не знал Ламм. Он приказал конфисковать ковры и сломал себе на этом шею. Южноамериканское представительство энергично протестовало перед дуайеном дипломатического корпуса генеральным консулом Швеции Нордлингом. Генконсул заявил протест главнокомандующему генералу Карлу Генриху Штюльпнагелю. Скандал захватил весь дипломатический корпус. Геринг не смог спасти своего друга. Герр Ламм потерял все свое состояние и очутился в тюрьме.

Так же поступил наш друг с профессорами Динстагом и Ландвендом в рождество 1943 года. Приблизительно в это время англичане потопили у берегов Северной Норвегии тяжелый крейсер «Шарнхорст». Эти профессора скупали по поручению неустанного рейхсмаршала во Франции картины и предметы антиквариата, расплачиваясь за них фальшивыми франками, которые печатались недалеко от Штутгарта. Томас Ливен предъявил неопровержимые доказательства того, что четыре картины, купленные ими, украдены у швейцарского дипломата Эгона Треймера.

Главнокомандующему германскими войсками во Франции вновь был заявлен протест. Скандал принял такие размеры, что Геринг вынужден был звонить Гитлеру, чтобы погасить его. Да, чуть было не упустили маленькую деталь. Два вора, укравшие картины из квартиры дипломата, были старые друзья Томаса Ливена. Он им прилично заплатил за кражу. Полиция никогда не вышла на их след.

4 января 1944 года русские перешли старую польскую границу. 22 января союзники высадились у Аячно в тылу немецких позиций. К этому времени относится «лимонный гешефт» Ливена. В начале года Томас получил письмо из Бордо от одного «медвежатника», с которым он познакомился в свое время в банде Шанталь. Письмо было написано на плохой бумаге с многочисленными ошибками.

Томас поспешил. Он поехал в Бордо. У майора Бреннера здесь был знакомый капитан-лейтенант ВМС рейха. Томас быстро нашел с ним общий язык. После аферы с картинами он был хорошо знаком со швейцарским дипломатом Эгоном Треймером. Благодаря ему Томас смог предложить капитан-лейтенанту человека в Базеле, который хотел и был в состоянии купить американскую бумагу для сигарет за 760 тысяч швейцарских франков. Перед такой суммой немецкие ВМС капитулировали. В то время, когда люди гроздьями висели на вагонах, когда не хватало транспорта для перевозки войск, сигаретная бумага, упакованная в ящики, катилась в вагонах через Францию в Швейцарию, в Базель, на немецкий вокзал. О том, чтобы в одну из ночей вагоны перегнали с немецкого вокзала на швейцарский, Томас позаботился заранее. 760 тысяч франков! Они слабого человека сделают сильнейшим! СД осталась с носом! Больше всех выиграли ВМС, которые на эти деньги купили в Испании богатые витаминами лимоны для экипажей кораблей и особенно подводных лодок. В качестве премии Томас Ливен получил 30 тысяч рейхсмарок.

18 марта 1944 года русские войска вышли на границу с Румынией. В этот день Томас Ливен в сопровождении оберста Верте и майора Бреннера появился в городе Потир. Сюда их вызвала Шарлотта Режи — новый агент абвера. Сорокалетняя блондинка, малопривлекательная и очень нервная, считалась звездой абвера в этом районе. Майору Бреннеру удалось завербовать эту одинокую французскую писательницу. Почти ежедневно ее сенсационные донесения будоражили буквально весь отель «Лютеция». В последнем донесении Шарлотта сообщала о раскрытии большой группы «Макки». Абвер провел в районе Потир облаву. Было арестовано более 200 французов, которых допрашивали день и ночь. Однако майор Бреннер зря считал блондинку супершпионкой. Томас точно установил, что Шарлотта лечилась в психиатрической больнице. Врачи отпустили ее, признав неопасной для общества, но она по-прежнему оставалась больной.

Более 200 французов были освобождены.

23 марта 1944 года Томаса пригласили на вечер, который устраивал один из его французских деловых партнеров. На приеме он отчаянно скучал, пока не появилась новая дама в зеленом платье. Ее светлые волосы были уложены в высокую прическу. Коричневые глаза. Она была похожа на кинозвезду Грацию Келли.

— Кто эта дама? — спросил Томас у хозяина.

Он объяснил, кто она. Принцесса Вера — так мы будем называть эту даму. Она и сегодня еще живет среди нас, пользуясь симпатиями и уважением, и поэтому скроем ее подлинную фамилию.

— Потомок старинного дворянского рода, — говорило ней хозяин дома, — породнена со всеми княжескимидомами мира, со старым Вильгельмом, с Виндзором, с графом Парижа и еще бог знает с кем.

— Будьте любезны, представьте меня, — попросил Томас.

Томас в жизни не встречал такой холодности, высокомерия и пренебрежения. Он исторгал фейерверк остроумия и блеска. Принцесса смотрела сквозь него, механически смеялась, а после самой блестящей остроты сказала: «Так вы думаете, герр Ливен?» Все это только распаляло нашего друга. Его не интересовало ее аристократическое происхождение. У него не было амбиции сноба. Женщина нравилась ему. И он старался.

— Не могли бы мы встретиться в Опере, где-нибудь за ужином? — обратился он к ней. — Говорят, я хорошо готовлю. Разрешите мне что-либо приготовить для вас? Может быть, завтра?

— Это исключено. В ближайшее время я каждый вечер буду у герр Лакуляйта. Вы знакомы?

Лакуляйт! Где-то Томас слышал это имя. Где?

— Нет, я не знаком с этим счастливцем, для которого вы имеете столько времени.

Наконец Томас прекратил свои попытки. Раздраженный, он одним из первых покинул прием. Два дня спустя, совершенно неожиданно, принцесса позвонила ему домой. Она сказала, что Томас должен ее простить за ее поведение. От хозяина дома она узнала, что он из Берлина и владеет в Париже небольшим банком. Никто в Париже, кроме начальства, не знал о сотрудничестве Томаса с абвером.

— Я говорила вам о герр Лакуляйте, — слышался голосв телефонной трубке, — представьте себе, он тоже берлинец. Точнее говоря, он родился в Кенигсберге. Вы говорили мне, что любите готовить. Это прекрасный случай! Он хотел бы покушать кёнигсбергские клецки. Приходите завтра к нам.

Томас согласился. Он начал вспоминать: «Лакуляйт… Откуда я знаю это имя?» Томас спросил об этом у оберста Верте. Полученная им справка его не удовлетворила. Оскар Лакуляйт был единственным владельцем коммерческой фирмы в Париже. Эта фирма имела поручение от вермахта скупать во Франции автомобили для военных нужд. Лакуляйтом были довольны, считали его очень способным человеком. В Берлине он владел гаражом. Сейчас у него было много, очень много денег.

Лакуляйт жил в вилле на бульваре Пьеро. Швейцар встретил Томаса в холле, в котором все напоминало антикварный магазин, было много картин, ковров. Затем предложил пройти в библиотеку. Здесь хозяин разговаривал с кем-то по телефону. С первого же взгляда он показался Томасу неприятным. Очень грузный, около 40 лет. Круглый череп, низкий лоб, короткие светлые волосы, смазанные бриолином, водянистые, жалящие глаза. Над женскими губами щетка белесых усов. Когда вошел Томас, Лакуляйт с красным лицом орал в трубку: «Я вам хочу сказать, Нойер, мне наплевать на то, что ваша жена больна. Что? Несправедливо! Вы украли. Да, да, я называю это воровством! Я предупреждаю вас, Нойер, не вынуждайте меня прибегать к крайним мерам. Что? Довольно, наконец. Вы с этого момента уволены!» — Лакуляйт швырнул телефонную трубку.

— Привет, герр Ливен. Я говорил с моим бухгалтером. Он стал наглым. — Лакуляйт хлопнул панибратски Томаса по плечу. — Ну, старина, сначала мы выпьем, а потом я провожу вас на кухню. Принцесса сейчас должна подойти. Моя жена, как всегда, не готова.

Томас обратил внимание на толстые, как сосиски, пальцы Лакуляйта. На них было три кольца с большими бриллиантами. Хозяин становился Томасу все более несимпатичным.

Кухня в доме была размером с небольшой дом. Повар, его помощница и две девушки находились в распоряжении Томаса. Лакуляйт пил виски, наблюдая за ними. На кухне появилась принцесса Вера. На ней было вечернее платье красного цвета с большим декольте. Насколько при первой встрече она была высокомерна и холодна, настолько сейчас обаятельна и любезна. В это время Томас поливал клецки пикантным соусом. В этот момент вошла жена Лакуляйта.

Ольга Лакуляйт выглядела опустошенной. С потухшими глазами, желтоватыми волосами она выглядела старухой, хотя ей не было 40 лет. «О Боже, — думал Томас, — бедная душа! Принцесса, наверное, является приятельницей этого жирного борова. Зачем я пришел сюда?» Ужин не удался. Ольга не промолвила ни слова. Она не пила и почти ничего не ела. Внезапно по ее щекам покатились слезы.

— Тебе лучше уйти, Ольга, — сказал грубо Лакуляйт. Она встала и вышла.

— Еще клецку, герр Ливен? — спросил равнодушныйсупруг.

Принцесса ослепительно улыбнулась Томасу. Но у него пропал аппетит. После ужина все перешли в библиотеку. Здесь за кофе и коньяком толстяк выпустил, наконец, кота из мешка:

— Послушайте, Ливен, вы берлинец, я тоже, у вас есть банк, у меня фирма. Время сейчас дрянное. Не будем обманываться. Гешефт с автомашинами скоро полетитк чертям. Надо думать о будущем. Не правда ли?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, герр Лакуляйт, — холодно сказал Томас. Лакуляйт плотоядно усмехнулся.

— Не правда, все понимаете! Свои деньги ведь вы держите в Швейцарии.

Лакуляйт продолжал развивать свою мысль. Он и его друзья владеют во Франции громадным состоянием. Если бы Томас, используя свои связи, нашел возможность переправить это состояние в Швейцарию, ему бы достался лакомый кусок. Томасу все стало противным. Он встал.

— Я боюсь, что вы обратились не по адресу, герр Лакуляйт. Я такими вещами не занимаюсь.

— Герр Ливен, возможно, вы заинтересуетесь этим делом, если узнаете, кто друзья Лакуляйта, — вмешалась в разговор принцесса.

— Слышали о Геринге, — пробурчал толстяк, — о Бормане, о Гиммлере, о Розенберге? Я говорю вам дело. Речь идет о миллионах — и для вас тоже!

— Я не продаюсь!

— Глупости! Каждый человек продается, все зависит только от цены!

Этого было достаточно. Томас распрощался. Он был вне себя от возмущения. «Жирная свинья! Я подцеплю тебя рано или поздно».

Когда Томас разыскивал в гардеробе свое пальто, появилась принцесса.

— Я тоже ухожу. Вы можете проводить меня домой. Я живу недалеко.

Он кивнул. На улице Томас не мог вымолвить ни слова. Молча он проводил Веру до ее дома. У двери она прислонилась к стене.

— Ну, в чем дело, Томас? — спросила эта представительница древнейшего германского дворянского рода.

Ее прокуренный голос звучал вызывающе громко. Томас уставился на нее.

— Целуй меня. Чего ты ждешь? — Она притянула егок себе, обняла за шею и начала страстно целовать. — Я хочу, чтобы ты любил меня, — шептала Вера. Внезапно Томаса осенило. Лакуляйт! Он вспомнил, откуда он знал это имя. Оно было записано в дневнике убитого унтерштурмфюрера Петерзена. Много имен было в этой книжке.

Против каждого из них делались пометки о занятиях и покровителях. Против Лакуляйта стояли три буквы: ВФС.

Обычно Томас охотно позволял женщинам себя совращать. Но сегодня эта блондинка раздражала его. Осторожно он снял руки принцессы со своих плеч.

— Очень интересный вечер! — проговорил он. — Позвольте мне проститься.

В щелочки превратились каштановые глаза оскорбленной красотки. Взбешенная женщина цедила сквозь зубы:

— Ты сошел с ума, Томас, ты не можешь меня в таком состоянии оставить одну.

— Мне очень жаль, уважаемая принцесса, что вы душевно схожи с господином Лакуляйтом. Мне не хотелось мешать вашей гармонии.

Он открыл дверь дома. Вера пыталась его удержать. Она начала бить его по груди своими маленькими кулачками. Томас повернулся и молча зашагал по ночному бульвару.

«Экстравагантна, малышка, — думал Томас. — Смешно, но я совершенно уверен, что она неплохой человек. Хорошо воспитана, умна, обаятельна, когда хочет. Что она находит в Лакуляйте? Почему ее имя стоит напротив его фамилии в записной книжке убитого Петерзена?»

В этот вечер 26 марта 1944 года горничная Нанетта была выходной. Томас открыл дверь, зажег свет, снял пальто и прошел в библиотеку. Перед камином в кресле сидел человек. Иронические глаза, синий костюм, порядком поношенный, в зубах, как у Шерлока Холмса, трубка. Облако дыма от дешевого табака окутывало человека.

— Вы этого не ожидали, герр Ливен? — сказал он.

— Добрый вечер, полковник Сименон, — ответил Томас, рассматривая этого представителя французской секретной службы, который доставил ему много треволнений, — давно мы не виделись.

Сименон встал с кресла и патетически начал:

— Ваша игра окончена, Ливен.

— Минуточку, мой дорогой, ваш табак, не злитесь наменя, очень крепок. Посмотрите на эту шкатулку, в ней настоящий английский табак из запасов вермахта. Угощайтесь.

Сименон, вечно страдающий от недостатка денег, поколебался, потом выколотил табак из своей трубки и взял новый.

Лично я ничего не имею против вас, герр Ливен. Ведь я сам завербовал вас, но ваша игра окончена!

Вы уже сказали это. Подождите секундочку, и я очень внимательно вас выслушаю.

Внезапно Сименон бросил трубку и выхватил пистолет.

— Прочь от шкафа! Руки вверх!

— Но нельзя же так, господин полковник, — сказал Томас, укоризненно покачивая головой. — Вы по-прежнему такой же пуганый.

— Меня вы не проведете. Вы хотели открыть шкаф, достать оружие и напасть на меня?

— Но в шкафу нет оружия.

— А что там?

— Бар. Я хотел достать напитки.

Полковник осторожно подошел к шкафу и открыл его.

— Человек моей профессии должен быть всегда осторожным.

Томас начал смешивать напитки.

— Особенно, когда имеешь дело с таким предателем, как вы, — продолжал Сименон.

— С содой или чистой водой? — спросил Томас.

— С содой.

Полковник отвернулся. Томас смотрел на него с сожалением.

— Мне очень жаль, полковник, что я не мог подготовиться в вашему появлению. А скажите, пожалуйста, как поживает прелестная Мими?

— Откуда я могу это знать?

— Но послушайте. Вы отбили у меня ее, хотели жениться, воспитывать маленьких французских патриотов. И вы незнаете, как она поживает?

— Она покинула меня год назад. Можете вы себе это представить! — раздраженно ответил Сименон. — Выпьем, несмотря ни на что, за здоровье Мими!

— Охотно, а теперь объясните, почему окончена моя игра?

— Вы не дали мне договорить, что ваша игра окончена, если вы не оставите в покое принцессу. Предупреждаю вас, Ливен, в последний раз. Вы знаете, что силы Сопротивления растут с каждым часом. Но когда заходит речь о вас, я ощущаю в себе слабость. Да, да, воспоминания. Бегство из Парижа… Мими… полковник Дебре. Однако я не смогу вас защищать, если вы будете заниматься принцессой и Лакуляйтом.

— Не хотите ли вы сказать, что французская разведка заинтересована в их благополучии?

— Да!

— Почему?

— Этого я вам не скажу