"Евгений Лукин. Нон-фикшн: В защиту логики (Заметки национал-лингвиста)" - читать интересную книгу автора

произведения Толстого непедагогичными. Однако граф и сам не скрывал своей
неприязни к любой официальной идеологии, в то время как педагогика,
насколько я помню, до сих пор находится на содержании у государства. Если
вчитаться, пресловутая назидательность детских книжек яснополянского мудреца
не то чтобы носит подрывной характер - нет, она зачастую просто отсутствует
(см. статью "Графы и графоманы").
Еще очаровательнее выглядят упреки Святослава Владимировича в отношении
неряшливой стилистики Льва Николаевича. Граф опять-таки и сам признавал, что
повествования его весьма корявы. Легенда о языке Толстого как образчике
русской литературной речи целиком и полностью выдумана теми же
литературоведами и педагогами. (Кто не верит, пусть перечтет приведенные
выше цитаты из "Войны и мира".)
Вот будет смеху, если правдолюбец Святослав Логинов сам со временем
обрастет бородой легенд, превратится в миф - и в свою очередь подвергнется
буйному набегу новых мифоборцев!


* * *

Как видите, для простоты я ограничился бытовыми и наиболее
общеизвестными литературно-историческими примерами.
Пора подбивать итоги.
Окружающая жизнь воспринимается нами настолько искаженно, что ее можно
смело приравнять к выдумке, а реализм - к одному из направлений фантастики.
Нельзя доверять даже увиденному своими глазами. Чем безогляднее убежден
человек в достоверности собственного восприятия, тем сильнее он ошибается.
Сверяя наши заблуждения с заблуждениями ближних, мы пускаем процесс по
нарастающей: произошедшее оформляется сначала в ряд легенд, противоречащих
друг другу, потом, как правило, в единую легенду. Наиболее фантастичны
исторические события, поскольку в дело вступает еще и фактор времени.
Попытки реставрации случившегося возмутительны уже тем, что разрушают
сложившееся общее мнение.
К сожалению, миф можно ниспровергнуть лишь с помощью другого мифа,
свидетельством чему служат идеологические кувырки и перевертыши, наблюдаемые
при смене общественного строя, когда вчерашнее добро объявляется сегодняшним
злом, а зло, соответственно, добром. Еще одно соображение: если некое
явление и после подобного кувырка продолжает пользоваться неприязнью со
стороны подавляющего большинства (а большинство всегда такое), стоит
приглядеться к этому явлению повнимательней. Не исключено, что в нем-то и
таится зернышко истины.
Поэтому на провокационный вопрос репортера: "Чем, на ваш взгляд,
фантастика отличается от журналистики?" - я, несколько сгущая краски,
ответил: "Фантастика - правда, прикидывающаяся вымыслом. А журналистика -
наоборот".
Итак, фантастикой мы можем назвать бегство или отступление из
коллективно созданного и создаваемого поныне мифа, именуемого реальной
жизнью. Не берусь утверждать, будто, чем дальше от вранья, тем ближе к
правде (на самом деле, чем дальше от вранья, тем ближе к другому вранью), и
все-таки мне кажется, что мудрость данного маневра несомненна: куда бы вы ни
бежали (НФ, фэнтези, хоррор, и т. п.), всегда остается шанс нечаянно обрести