"Говард Ф.Лавкрафт. Погребенный с фараонами" - читать интересную книгу автора

блеском и обаянием сарацинства и при этом настойчиво толкая в древний ужас и
безумие фараонства, в катакомбы своего мертвого и бездонного сердца.
Постепенно видения стали принимать человеческие обличья, и мой
проводник Абдул Раис предстал предо мной в царской мантии с презрительной
усмешкой Сфинкса на устах. И тогда я увидел, что у него те же черты лица,
что и у Хефрена Великого, воздвигшего Вторую пирамиду, изменившего внешность
Сфинкса так, чтобы тот походил на него самого, и построившего гигантский
входной храм с его бесчисленными ходами, тайну которых не ведают отрывшие их
археологи о ней знают лишь песок да немая скала. Я увидел длинную узкую
негнущуюся руку Хефрена, точно такую, какая была у статуи в Египетском музее
у статуи, найденной в жутком входном храме. Теперь я поразился тому, что не
вскрикнул в свое время - когда заметил, что точно такие же руки были у
Абдула Раиса... Проклятая рука! Она была отвратительно ледяной и хотела
раздавить меня... о, этот холод и теснота саркофага... стужа и тяжесть
Египта незапамятных времен... Рука эта была самим Египтом, сумеречным и
замогильным... эта желтая лапа... и о Хефрене говорят такие вещи...
Тут я начал приходить в себя; во всяком случае, теперь я уже не всецело
находился во власти грез. Я вспомнил и поединок на вершине пирамиды, и
нападение вероломных бедуинов, и жуткий спуск на веревке в бездну колодца,
прорубленного в скале, и бешеные взлеты и падения в ледяной пустыне,
источающей гнилостное благоухание. Я понял, что лежу на сыром каменном полу
и что веревки впиваются в меня с прежней силой. Было очень холодно, и мне
чудилось, будто меня овевает некое тлетворное дуновение. Раны и ушибы,
причиненные мне неровными стенами каменной шахты, нестерпимо ныли и жгли,
болезненность их усугублялась какой-то особенной едкостью упомянутого
сквозняка, и поэтому одной попытки пошевелиться хватило, чтобы все мое тело
пронзило мучительной пульсирующей болью.
Ворочаясь, я ощутил натяжение веревки и сделал вывод, что верхний ее
конец по-прежнему выходит на поверхность. Находится ли он в руках арабов или
нет, я не знал; не ведал я и того, на какой глубине нахожусь. Я знал
наверняка лишь одно: что меня окружает совершенно или почти беспросветный
мрак, ибо ни единый луч лунного света не проникал сквозь мою повязку. С
другой стороны, я не настолько доверял своим чувствам, чтобы ощущение
большой продолжительности спуска, испытанное мною, принимать за
свидетельство непомерной глубины.
Исходя из того, что я, судя по всему, находился в довольно просторном
помещении, имеющем выход на поверхность через отверстие, расположенное прямо
над моей головой, можно было предположить, что темницей для меня послужил
погребенный глубоко под землей храм старины Хефрена, тот, что называют
Храмом Сфинкса; возможно, я попал в один из тех коридоров, которые скрыли от
нас наши гиды в ходе утренней экскурсии и откуда я бы легко смог выбраться,
если бы мне удалось найти дорогу к запертому входу в коридор. В любом
случае, мне предстояло блуждать по лабиринту, но вряд ли настоящая ситуация
была труднее тех, в которые я уже не раз попадал.
Первым делом, однако, следовало избавиться от веревки, кляпа и повязки
на глазах. Я полагал, что операция эта не представит для меня большой
сложности, поскольку за время моей долгой и разнообразной карьеры в качестве
артиста-эскаписта гораздо более изощренные эксперты, нежели эти арабы,
испробовали на мне весь мировой ассортимент уз, пут и оков и ни разу не
преуспели в состязании с моими методами. Потом я вдруг сообразил, что когда