"Пьер Лоти. Госпожа Хризантема " - читать интересную книгу автора

нежно звучащие в этом пустом доме среди уныния дождливого дня.
Вид, открывающийся с распахнутой веранды, признаться, очень красив -
напоминает сказочный пейзаж. Восхитительно лесистые горы высоко поднимаются
ко все еще мрачному небу и прячут в нем острия своих вершин, а где-то там, в
облаках, примостился храм. Воздух совершенно прозрачен, а дали ясны и четки,
как бывает после сильных дождей; но надо всем еще довлеет тяжелый купол
непролившейся влаги, и кажется, словно большие клочья серой ваты неподвижно
застыли на кронах повисших в воздухе деревьев. На первом плане, ближе и ниже
всего этого почти фантастического пейзажа, расположен миниатюрный сад, где
гуляют и резвятся две великолепные белые кошки, бегая друг за другом по
аллеям лилипутского лабиринта и то и дело стряхивая с лап переполняющую
песок воду. Сад до невозможности вычурный: ни одного цветка, только
маленькие скалы, маленькие озерца, странно подстриженные карликовые деревья;
все это неестественно, но так хитроумно скомпоновано, так зелено, и мох
такой свежий!..
Там, в раскинувшейся подо мной мокрой долине, до самой глубины
гигантской декорации, царит полная тишина, абсолютный покой. Но за бумажной
стеной все еще поет женский голос, исполненный необычайно нежной грусти;
аккомпанирующая ему гитара издает низкие, немного мрачные звуки...
Надо же... темп ускоряется - можно даже подумать, что там танцуют!
Ладно! Попытаюсь подглядеть между легкими планками панелей, вон в ту
щелочку.
О! Зрелище необычайное: похоже, молодые щеголи Нагасаки устроили
подпольное празднество! Их там около дюжины, они сидят на полу кружком в
такой же голой комнате, как у меня; длинные хлопчатобумажные голубые робы с
расширяющимися книзу рукавами, длинные сальные прямые волосы, а на них
европейские шляпы - котелки; лица глуповатые, желтые, изможденные, будто
выцветшие. На полу - множество маленьких жаровен, трубочек, лаковых
подносиков, чайничков, чашечек - все атрибуты и все остатки японской оргии,
напоминающей кукольный ужин. А в середине круга, образованного этими
денди, - три разряженные женщины, похожие на какие-то странные видения:
платья бледных, не имеющих названия оттенков, расшитые золотыми
химерами;[16] высокие прически, уложенные с невиданным мастерством,
утыканные шпильками и цветами. Две женщины сидят ко мне спиной: одна держит
гитару, другая поет тем самым нежным голосом; их позы, одеяния, волосы,
затылки - все изысканно, если украдкой смотреть на них сзади, и я дрожу, как
бы случайное движение не открыло мне их лицо, ведь оно меня наверняка
разочарует. Третья танцует перед этим ареопагом идиотов, перед этими
котелками и прилизанными волосами... Но - о ужас! - вот она оборачивается!
На ее лице жуткая, искаженная, бледная маска призрака или вампира... Маска
отделяется и падает... Передо мной прелестная маленькая фея лет двенадцати -
пятнадцати, стройная, уже кокетливая, уже женщина, одетая в длинное платье
из темно-синего матового крепона[17] с вышитыми на нем серыми, черными и
золотыми летучими мышами...
На лестнице - шаги, легкие шаги босых женских ног, едва касающихся
белых циновок... Видимо, мне несут первое блюдо моего завтрака. И я
мгновенно снова застываю на своей бархатной подушке.
На сей раз служанок уже трое, они идут гуськом, с улыбками и поклонами.
Одна несет мне жаровню и чайник, другая - засахаренные фрукты в прелестных
тарелочках, третья - что-то не поддающееся определению на изысканных