"Алексей Лосев. Эстетика возрождения" - читать интересную книгу автора

этим именем ничего существенного (см. там же, 344).
В сочинениях Иоанна Петрици нет никакой возможности находить проповедь,
направленную против учения о ничтожестве всего земного и против отрыва
человека от реальной действительности. Земные радости и печали, по Петрици и
Руставели, возможны и необходимы, но этот взгляд их не был направлен ни
против вечной субстанции единого и истинного бога, ни против ничтожества
земных дел перед лицом вечности, ни уж тем более против учения о творении и
о тварности всего земного. Наконец, философия Иоанна Петрици в изло жении
Ш.В.Хидашели во вступительной статье к нашему переводу Прокла (см. 99, 5 -
21) уже никаких пантеистических или еретических крайностей не содержит.
Правильную объективную картину мировоззрения Петрици дает И.Д.Панцхава,
который подробно излагает его учение о Едином, понимает возможность
выдвижения земного человека на первый план, но нисколько не увлекается этим
и не объявляет философию Петрици чисте йшим пантеизмом (см. 92).
И.Д.Панцхава совершенно неправ, понимая всякое учение о свете как языческое
(в Византии у Максима Исповедника, Симеона Нового Богослова, Григория Паламы
и у всех исихастов тоже находили сплошное учение о свете, но учение это мак
симально ортодоксальное и максимально духовное). И.Д.Панцхава не прав,
утверждая, что в соответствующих учениях у Петрици было возвращение к
старинному грузинскому язычеству и проповедь только одного лишь земного
человека (см. там же, 198 - 199).
Наконец, среди исследователей Ренессанса в Грузии XI - XII вв. мы
находим и таких, которые, отнюдь не отрицая возможности пантеистических
выводов из философии Иоанна Петрици, в то же самое время, и притом
совершенно правильно, констатируют вполне ортодок сальный характер этой
философии, далекой в своем существе и от язычества, и от ересей, и от
исключительного обожествления земной жизни человека. Таковы исследования
профессоров М.Гогиберидзе и К.Кекелидзе[5].
Между прочим, по поводу понимания у К.Кекелидзе Руставели как
"чистейшего теиста", не имеющего ничего общего с материализмом и атеизмом,
Ш.В.Хидашели пишет: "Мы не знаем, против кого направлены утверждения
Кекелидзе о невозможности считать Руставели "мат ериалистом и атеистом". Во
всяком случае, мы далеки от подобных утверждений" (110, 404). Отсюда можно с
большим удовлетворением заключить, что сам Ш.В.Хидашели признает
антиисторизм материалистически-атеистического толкования Иоанна Петрици и
Руставели, а вместе с тем и всего грузинского Ренессанса XI - XII вв.
В итоге необходимо сказать следующее. Во-первых, после этих
исследований следует считать доказанным, что в основе грузинского Ренессанса
лежит неоплатонизм, и особенно философия Прокла. Это нужно считать
чрезвычайно важным открытием, потому что оно дает нам возможность более
глубоко подойти и к итальянскому Ренессансу.
Во-вторых, неоплатонизм был воспринят в Грузии в свете Ареопагитик,
т.е. не как обнаженное языческое мировоззрение, но как
христианско-теистически переработанная и одухотворенная диалектика Прокла.
Ареопагитики решительно мешали в Грузии (да и в дальнейш ем в других местах)
воспроизводить старинную языческую мудрость и помогали лишь углублять и
делать более живым догматическое учение церковного богословия. Один только
ареопагитский трактат, а именно "О церковной иерархии", навсегда положил
запрет на всяк ое языческое толкование Ареопагитик и их понимание как
христианской ереси. Как же, в самом деле, можно отрицать учение о церкви в