"А.Ф.Лосев. Эллинистически-римская эстетика I-II веков ("История античной эстетики" #5, книга 2) " - читать интересную книгу автора

существуют целые исследования; и тут мнение всех, кажется, единодушное. И
уже Вергилий, если угодно, может считаться первым "ложноклассиком". Гомер
сравнивает Навзикаю с Артемидой, и Вергилий сравнивает Дидону с богиней
охоты: всмотритесь, вчувствуйтесь в то и в другое, - и вы обязательно должны
будете ощутить этот тонкий (а иногда и бьющий в глаза) налет некоей
"ложности", неподлинности у Вергилия. Зато есть одна область, в которой
римляне, безусловно, превосходят греков, это область аллегории и
олицетворения, различных аффектов - страха, любви, гнева и пр. Это мы
находим и у Горация (например, Carm. 1 14), и у Тибулла (Надежда, Мир,
Смерть, Наказание), и у Овидия (Забота, Любовь, Молва и пр.). У римских
поэтов нередко встречаешь аллегорические фигуры Раздора, Голода, Старости,
Болезни. Нечего говорить о том, насколько это мало свойственно грекам и
насколько это - чисто римская черта.
Таким образом, и на латинском языке можно вполне ощутительно замечать,
насколько все естественное для римской эстетики рационально и насколько все
рациональное естественно. Заметим только, что мы ни в какой мере не можем
взять на себя полной ответственности за материалы по латинскому языку,
приведенные у нас выше по работе Вейзе. Поскольку работа эта вышла еще в
начале века, то приводимые в ней латинские тексты требуют иной раз
совершенно другой интерпретации. Так как, однако, наша настоящая работа
отнюдь не является языковедческой работой по латинскому языку, то мы не
стали приводить весь этот иллюстративный материал в том (и притом часто тоже
весьма зыбком) виде, как это делается теперь в строго критическом
языкознании. Но подавляющее количество приводимых у Вейзе материалов все же
продолжает иметь значение еще и теперь, и поэтому в нашей настоящей работе
мы вполне могли этой книгой воспользоваться.

2. Религия
а) В римской религии, по сравнению с греческой, точно так же, если не
больше, поражают бедность фантазии, незначительность и схематичность
мифологических вымыслов, отсутствие самой потребности в живых образах
божеств. Эта особенность римской религии - тривиальна, и о ней нечего
распространяться. Однако за этой бедной фантазией зачастую не видят ничего
специфического и стильного, а оно там есть, и оно очень интересно. В римских
божествах всегда чувствуется олицетворение абстрактного понятия, хотя
олицетворение это и не особенно блещет своей конкретностью, часто получая
наименование от того же самого абстрактного понятия.
Таковы боги периодов человеческой жизни: бог первого детского крика
(Vaticanus), бог первого произнесенного слова (Fabulinus), богиня, научающая
есть, когда ребенок отнят от груди (Educa), богиня, научающая пить (Potina),
лежать в постельке (Cuba). Только за первыми шагами ребенка наблюдали четыре
богини. Одна (Abeona) следила за ним, когда он выходил из дому. Другая
(Iterduca) сопровождала его в пути. Третья (Domiduca) вела его домой, и,
наконец, четвертая (Adeona) помогала ему войти в дом{4}.
Приведем еще один пример, на этот раз из жизни римского
крестьянина-землепашца. Здесь тоже обожествлялся каждый отдельный момент
полевой работы. Известный комментатор Вергилия Сервий (Georg. I 21, Thilo)
сообщает о том, что Фабий Пиктор насчитывал в древности двенадцать богов,
связанных с Землей-Теллурой и богиней земледелия Церерой. Первой пропашкой
парового поля (veruactum) ведал Веруактор, второй пропашкой (Reparator) -