"Эрленд Лу. Лучшая страна в мире " - читать интересную книгу автора

опасен, Ян - водян, я не сомневаюсь, что он с пеленок любил воду, и его
музыка - это вода, его музыка - изменение, и не просто изменение, а
переворот, она все переворачивает с ног на голову, она бросает вызов,
срывает покровы и оставляет после себя другой мир, отличный от того, который
мы знали, и возможно, что финнам все это нравится, что они из каких-то
извращенных побуждений желают, чтобы происходило как можно больше изменений,
но я, например, подобно многим другим, этого не хочу.
Всех, кто будет читать эту брошюру, я намерен настоятельно предостеречь
от Яна Сибелиуса и его музыки. Ян - это безумие и вода. Ездить в Финляндию -
пожалуйста, но постарайтесь держаться как можно дальше от Сибелиуса.
Настало утро и я вернулся в Норвегию. Измотанный до предела, я сижу и
листаю "Афтенпостен"; газета, как всегда, намокла, хоть отжимай, и я никак
не могу заставить себя собраться с мыслями. А все Сибелиус! Засел так, что
не отвязаться. Вдобавок мне опять приснился сон. На этот раз, слава богу,
обошлось без воды, но все равно он меня растревожил. Я был на каком-то
празднике; возможно, это была свадьба; и там присутствовали два брата, по
виду - арабы; они считали меня своим родственником, а сами были, вероятно,
учеными, потому что утверждали, будто бы разработали метод, с помощью
которого можно чисто генетическим путем установить родство; их новый метод
отличался эффективностью, но, как вскоре выяснилось, был сопряжен с
чрезвычайно неприятной процедурой. Для этого им потребовались волосы, взятые
из области в районе ягодиц, по возможности близко к ягодицам; после того как
я несколько раз ответил отказом на эту просьбу, они скрутили меня и стали
выдирать волосы. Помню, что это было весьма болезненно. Затем они засунули
эти волоски в маленькую, то ли стеклянную, то ли пластиковую емкость, какую
именно - я не успел разглядеть, да это, в конце концов, и неважно, а потом
носились с этой штукой, демонстрировали ее каждому встречному и поперечному
и казались очень довольными, а мне было больно и стыдно и ужасно неприятно.
Через несколько минут они прибежали обратно и бросились меня обнимать. Они
называли меня братом. Выяснилось, что мы с ними братья, тест подтвердил это
с неопровержимой точностью, мы с ними были братьями, и в этом не было
никакого сомнения. Я проснулся с очень неприятным чувством, долго не вылезал
из душа и, конечно, как всегда, забыл закрыть дверь между спальней и кухней,
в результате газета опять мокрая, но это дело настолько привычное, что,
казалось бы, о чем тут шуметь. Так откуда же это неприятное чувство? Неужели
мысль о том, что я могу быть братом арабов, так меня раздражает? Вот над чем
я сейчас размышляю. Неужели все было бы иначе, если бы они были норвежцами
или финнами? Не знаю. Я полагал, что подвержен ксенофобии не больше других.
В какой-то степени она есть и во мне. Мне случалось голосовать за такие
партии, у которых борьба за человеколюбивое отношение к иностранцам отнюдь
не значилась в числе первоочередных задач. Что правда, то правда. Однако же
я не имел в виду ничего плохого, просто надо смотреть на вещи практически,
особенно если ты занят в брошюрной области, иначе никак нельзя. Ведь я, что
ни говори, представляю собой предприятие. Как у предприятия у меня есть свой
номер, есть ревизор и все прочее. Я - малое предприятие. А в таких
обстоятельствах самое лучшее - голосовать за те партии, которые отстаивают
интересы малых предприятий или интересы экономики в целом. Ну а если в общем
потоке одного или двух эмигрантов затянет в воронку, тут уж ничего не
поделаешь. Я вообще считаю, что люди должны жить в той стране, где они
родились, и той же точки зрения придерживаюсь относительно норвежцев; вся