"Однажды орел…" - читать интересную книгу автора (Майрер Энтон)

ГЛАВА 10

Канн оказался еще одним новым миром, о котором Дэмон не имел ни малейшего представления. Яркое солнце, чистый прохладный воздух, масса прогуливающихся людей на Ля-Круазетт. Здесь были и англичане - круглолицые, краснощекие, в кепи из шерстяной ткани; и проводившие все ночи за рулеткой русские аристократы с бледно-восковыми лицами, в облегающих голубовато-серых тужурках и шелковых галстуках; и американские летчики в военной форме с осиной талией и сдвинутыми набекрень пилотками; и однорукие французские штабные офицеры с моноклями и мордами сверхвоспитанных породистых собак… И всюду, буквально на каждом шагу - женщины, окруженные мужчинами, женщины в наброшенных на плечи и руки пышных дорогих мехах, женщины с таинственными глазами на лицах всевозможных оттенков: от белого, как мрамор, до смуглого, счастливо уверенные в своей бесподобной красоте.

1919 год. Вдоль Ля-Круазетт двигался мир сновидений.

Дэмон не спеша делал около сотни шагов, останавливался и садился на скамейку лицом к морю, чтобы дать отдых еще не окрепшей ноге; через десять минут он поднимался и, преодолевая острую боль, снова шел. Почти всю первую сотню шагов он уже мог делать теперь, не пользуясь тростью, и это говорило о явном улучшении. По набережной Святого Петра он шел, уже крепко прижимая локоть к туловищу и откровенно опираясь на трость. В конце дамбы Дэмон снова сел отдохнуть и с интересом наблюдал за подернутой рябью водой. Казалось, что она покрыта непрестанно перемещающимися перьями с каким-то необыкновенным отливом: поверхность походила то на металл, то на пыль, то на масло. Под водой на камнях виднелись медленно колышущиеся длинные морские водоросли.

Когда Дэмон, преодолевая желание попросить очередной укол морфия, лежал в бессонные утренние часы в длинной безмолвной палате, наблюдая за темно-красными огоньками сигарет в руках бодрствующих, как и он, соседей, он думал обо всем, что произошло с ним и с десятком миллионов других… Однако нельзя сказать, что, размышляя над всем происшедшим, он добирался до сути, хотя и пытался сделать это. Пережитое становится ценным только тогда, когда насыщается значением, когда человек, получивший какой-то опыт, делает для себя определенные выводы. Все дело в том, что он, Дэмон, никогда не рассуждал. Он действовал, действовал быстро, как подсказывала интуиция. Теперь настало время, когда он должен приучить себя думать, думать спокойно, здраво, рассудительно. Итак, какие же ему следует сделать выводы?

Война. Оказалось, что война - это вовсе не такое уж захватывающее приключение, насыщенное доблестными подвигами и схватками с судьбой, как ему представлялось раньше. Война - это кровавая бойня, массовая резня. Те, кому повезло, остались живы, а кому нет - погибли или искалечены. И это все? Неужели за всем этим нет никакой правды? Неужели справедливое дело не восторжествует?

Дэмон перевел взгляд на пестрый лесок мачт шлюпов и ялов в море, на синие и желтые фигурки людей, мелькающие на их белых палубах.

Нет, никакой правды за всем этим нет. А что, собственно, является правдой? Он сидит сейчас здесь, на теплом отшлифованном камне. Судьба пощадила его, но является ли это следствием какой-то определенной причины? Год назад он без колебании ответил бы: «Да, является», теперь же, после того как его зацепили беспощадные крылья войны, он больше не верит в это. Дев, Кразевский, Краудер погибли, а он остался жив просто потому, что ему повезло. Они победили не потому, что их дело правое, а потому, что у них было больше солдат и оружия и их солдаты были более храбрыми и свежими, в то время как немецкие солдаты устали от четырехлетней войны и потерь и утратили волю к победе. За четыре года и его, Дэмона, наверняка убили бы, он теперь совершенно уверен в этом. Если он, хромая, снова отправился бы на передовую, то очередная награда досталась бы не ему, а его матери. Ничего божественного в ходе событий Дэмон не видел. Люди приводили в движение войска, состоящие из таких же людей, и те терпели поражение или добивались успеха в зависимости от своих возможностей, мастерства, стойкости и ресурсов, а также от везения или невезения. Людендорф почти выиграл сражение под Шмеп-де-Дамом, потому что он тщательно спланировал наступление, а его войска показали хорошее мастерство и дисциплинированность; но проиграл он это сражение потому, что его солдаты, испытывавшие голод и лишения, остановились для грабежа, потому что они устали намного больше, чем кто-либо, - больше, чем предполагал даже сам Людендорф, - и потому что американцы, такие, как он, Дэмон, стремительно бросались в прорывы на решающих участках и сдерживали натиск противника. Если допустить, что существовала судьба, предопределившая исход войны, то следует отметить, что эта судьба очень капризна. К богу взывали и союзники и их противники, каждая сторона считала свое дело правым и справедливым, и каждая сторона совершала бесчисленные преступления во имя достижения «большой справедливой победы». Все это было частью так называемых жертв во имя достижения победы. Но для какого-нибудь немецкого майора, который шел сейчас, прихрамывая, по мрачной зимней улице Касселя или Лейпцига, все эти жертвы оказались напрасными. Такими же они могут оказаться и для него, Сэма, если четыре великие державы окажутся не в состоянии обеспечить справедливый и длительный мир…

Дэмон вздохнул, поднялся на ноги и пошел по набережной обратно. Дойдя до кафе с верандой, обращенной к порту, он остановился, решив что-нибудь выпить. Опустившись в плетеное кресло, он зацепил трость за край стола, заказал официанту вермут и стал ждать, прислушиваясь к стуку копыт, скрипу и бренчанию повозок и звонким сигналам такси. Он увидел проходившего мимо артиллерийского офицера, как ему смутно помнилось, из триста двадцать девятого полка, потом летчика, ехавшего в открытом экипаже с двумя девушками из Красного Креста. Наклонившись вперед и вытянув с хорошенькие белые шейки, девушки громко смеялись над тем, что им говорил летчик. Дэмон вспомнил, как однажды летним вечером на него точно так же смотрела Силия. Во время наступления в районе Аргонн он получил от нее письмо, которое даже тогда вызвало у него улыбку.

«У нас здесь все восторгаются тобой, Сэм. Твоя храбрость и эти награды потрясли всех. Папа и мистер Клаузен намерены назвать лужайку перед ратушей площадью Дэмона. Как тебе это правится? Ты станешь теперь бессмертным!!! Пег говорит, что мистер Верни не может рассказывать ни о чем, кроме твоих подвигов, он всем то и дело повторяет: «Я знал, что героизм в этом парне был с самых пеленок, я знал это». На стене его комнаты висит карта Фландрии с разноцветными флажками, и он каждый день просит читать новости вслух, от первого до последнего слова. Пег говорит, что он всех их сводит с ума. Она шутит, конечно, потому что все они очень гордятся тобой. Это просто замечательно, Сэм. Мне кажется, что я и сама говорю каждому встречному: «Я уже давно знала, что он будет такой!» Я никогда не забуду того момента, когда на газоне около дома твоей матери я сердито ругала тебя за твое утверждение, что ты знаешь свою будущую судьбу. Ты был все-таки прав. Как ты мог это знать?! Мне надо было бы поверить тебе тогда, правда? Тебе все должны были поверить. Фред находится сейчас в Кэмп-Шелби, он говорит, что его часть скоро пошлют за рубеж. Я и рада этому, и в то же время очень боюсь. Это ужасно, если война будет продолжаться. Эти гансы такие безжалостные звери. Наш город опустел теперь, но все равно я испытываю большое удовольствие от пребывания здесь с мамой и папой. Наверное, теперь, когда ты стал капитаном и героем войны, у тебя мало свободного времени, но если появится хоть одна минутка, я буду очень рада получить от тебя несколько слов».

Отпив несколько глотков аперитива, Дэмон улыбнулся. В глубине души Силия, конечно, сожалела, что не подождала его. Кавалер ордена Почета куда более привлекателен, чем лейтенант береговой артиллерии. «Площадь Дэмона». Этот грязный прямоугольник высохшей травы, где в тени от вязов, надвинув на нос соломенные шляпы, бывало, сидели и дремали Уолт Корни и Джейк Линстром… Награду в Дебремоне ему вручил сам генерал Першинг. Когда генерал прокалывал булавкой френч, Дэмон почувствовал, как легко натянулась ткань. Потом Першинг крепко пожал ему руку, и на его суровом лице появилась холодная улыбка. «Поздравляю, Дэмон, - сказал он, - за такую награду я с удовольствием отдал бы свою генеральскую звезду». Что ж, возможно, и Дэмон, будь он на месте генерала, отдал бы. Но теперь снова мирное время, знамена поблекнут, армии сократятся, Фред Шартлефф вернется к своим делам в Чикаго, а его молодая жизнерадостная жена будет растить своих детей и устраивать пышные приемы в городском доме на берегу озера…

– Капитан Дэмон! - прервал его размышления бодрый голос. - О, майор, простите… Искренне поздравляю!

Повернув голову, Дэмон увидел стоящего у стола первого лейтенанта, коренастого молодого человека с некрасивым костлявым лицом, клювообразным носом и быстрыми веселыми глазами. Лицо, которое он раньше видел, но сразу не смог вспомнить где. Однако в следующий момент он вспомнил.

– Привет! Кажется, Крайслер?

– Да, сэр. Пожалуйста, не вставайте. Я просто увидел вас, и мне захотелось…

– О да, да. Батальон Рассела. - Дэмон все же встал, перенеся тяжесть тела на здоровую ногу. - Вспоминаю, что мы виделись во время того короткого совещания на пути к Мальсэнтеру. Мне кажется, что после этого мы больше не встречались. Вас ранило там?

Утвердительно кивнув, Крайслер быстрым и легким движением большого пальца указал на грудь.

– Осколками снаряда. Но мне повезло, легкие не задеты. А что произошло с вами, сэр?

– Зацепило бедро и бедренную кость. Под Мон-Нуаром. Садитесь, Крайслер. Угощайтесь.

– С удовольствием, если это не побеспокоит вас…

– О, нет, нет. Я просто сижу здесь и размышляю. Извините, что не сразу узнал вас.

– Это вполне естественно, сэр. Откровенно говоря, я удивлен, что вы вообще помните меня. - Крайслер приветливо улыбнулся. - Я был в тот вечер в очень подавленном настроении.

– Да, у меня было такое же состояние. Как вас звать, Крайслер?

– Бен, сэр.

– Отлично. Давайте называть друг друга по имени, Бен и Сэм. - Дэмон улыбнулся.

Наблюдая за прохожими, они медленно потягивали прохладное терпкое випо и рассказывали друг другу о себе и своих переживаниях. Крайслер родился в Меномини, в штате Висконсин, где его отец владел недвижимостью и издавал местную газету. Он учился в Вест-Пойнте и окончил его в 1918 году, на год раньше срока. Крайслер прибыл в полк всего за два часа до того, как Дэмон встретил его на совещании.

– Я не имел тогда ни малейшего представления о том, что происходит. Единственное, что мне было известно, это должность, на которую меня назначили. Откровенно говоря, я здорово струхнул тогда. Все, казалось, было не так, как я представлял себе.

– Это неудивительно, - тихо сказал Дэмон. - В действующих войсках для новичка всегда самое трудное - это начало. Ну, и как же вы справились?

– Просто и сам не знаю, как все это вышло. По-моему, мое ранение - это самое быстрое ранение в истории войны. - Когда Крайслер улыбался, его некрасивое лицо делалось мальчишески озорным. - Мори и я преодолели с солдатами проволочное заграждение, атаковали гранатами две первые артиллерийские позиции противника и захватили их. Мы стремительно продвигались вперед, несмотря на дождь, грязь и другие трудности, и я уже подумал, что часам этак к шести вечера мы дойдем чуть ли не до Берлина. Но в тот же момент меня что-то ударило и я как подкошенный повалился на спину; грудь так болела, словно ее лягнул копытом мул. - Он провел рукой по своим коротко подстриженным темным волосам. - Я не планировал шестилетнюю кампанию, как старина Дик Уэллсли, но, разумеется, не предполагал и того, что буду участвовать в войне всего четыре часа… Все мои усилия, затраченные в Вест-Пойнте, оказались напрасными, А вы, сэр, какого выпуска?

– Я не имел удовольствия кончать Вест-Пойнт, - ответил Дэмон.

Крайслер вскинул на него удивленный взгляд, его лицо расплылось в веселой мальчишеской улыбке.

– Ха, здорово, правда! Самое ужасное в этом Вест-Пойнте то, что там скучно и мрачно, как в подземелье. Люди с чувством юмора там встречаются один на пятьдесят.

Дэмон засмеялся. Крайслер решительно нравился ему.

– Да, вам, наверное, невесело было там.

– Старшекурсники считали меня ненормальным, называли легкомысленным. «Курсанту первого курса фривольничать здесь не позволено, Крайслер, - поучали они. - Мы позаботимся о том, чтобы избавить вас от этой отвратительной привычки». Почему они, черт возьми, считают, что должны разговаривать только как доктор Джонсон? Однажды я не утерпел и высказал это одному из них.

– И вы пробыли там в таком положении все четыре года?

– Три. Нас обучали по сокращенной программе, чтобы поскорее вытолкнуть в эту великую бойню. Откровенно говоря, я не пожалел об этом. - В блестящих черных глазах Крайслера появились задорные искорки. Дэмон понял, что под безудержной бравурностью скрывается мужественный характер. - Через некоторое время это превратилось в своеобразную игру, в жестокую, методичную игру. Они навалились на меня, используя свои права на полную катушку. Я сопротивлялся, уклонялся, напрягал все свои силы и исправно нес бесчисленные наряды вне очереди… Но я не унывал, каждый вечер подходил к зеркалу, смотрел на свою физиономию и говорил: «И все-таки ты не лишился чувства юмора». И представьте себе, это помогало. - Он замолчал, несколько секунд с большим интересом наблюдая за сидящей у соседнего стола хорошенькой француженкой. - Впрочем, я беру назад спои слова о воспитанниках Вест-Пойнта. Полковник Колдуэлл, несомненно, обладает чувством юмора. В тот вечер, казалось, ничего особенного не происходило, но я не мог найти никого, кто мог бы сказать мне что-нибудь толком. Когда же я увидел Колдуэлла, то подбежал к нему и сказал: «Сэр, я имею приказ принять командование третьим взводом третьей роты первого батальона». Он бросил на меня изумительно веселый взгляд и сказал: «Благодарю вас, лейтенант, это назначение, безусловно, облегчит мне исполнение возложенных на меня обязанностей».

– А вы знаете, - начал сквозь смех Дэмон, - Колдуэлл уже бригадный генерал. Он тоже приедет сюда. Завтра или послезавтра я увижусь с ним.

– А вы собираетесь вернуться в полк в Хексенкирче?

– Не знаю. А вы?

– Обязательно. Я ведь уже знаю немецкий, зачем же пропадать знаниям? Пойдемте в казино, - предложил он. - Посмотрим, как там играют.

– Вы слишком бодры и подвижны для инвалида, Бен.

– О перед вами самый легкомысленный человек. Пойдемте, майор…

Они допили вино и прошли через небольшой парк. Боль в ноге утихла, то ли в результате настойчивых упражнений в ходьбе, то ли из-за выпитого вермута. Дэмон заметил, что Крайслер дышит неритмично, его лицо покрылось пятнами и было напряжено, - видимо, сказывалось ранение.

Они молча поднялись по ступенькам, вошли в прохладное, хорошо освещенное фойе, постояли несколько секунд у входа в салон, в котором сидели, потягивая коктейли и весело разговаривая, небольшие группы людей; в длинном салоне стоял легкий гул от певучего французского говора. Зал освещался мягким, отраженным от потолка светом, повсюду были видны сверкающее наряды женщин.

– Хотелось бы мне свободно говорить по-французски, - заметил Крайслер. - Не на ломаном ученическом языке, а совершенно свободно. А вы знаете французский, майор?

– Немного.

– Мне говорили, что лучше всего, когда имеешь пассивный запас слов.

– Что? О да, конечно. - Дэмон смотрел на мужчину с прямыми темными волосами и топкими усиками, который стоял перед небольшой группой людей, по-видимому англичан, и рассказывал им о своем охотничьем успехе: он изобразил внезапное нападение какого-то дикого рогатого зверя, свой испуг и рожденный отчаянием героизм, потом рассказчик показал, как ему удалось произвести удачный выстрел и как он победоносно поставил ногу на тушу убитого зверя. Окружавшие его мужчины - все они были в штатском - разразились дружным смехом и начали упрашивать охотника рассказать еще что-нибудь. У Дэмона рассказчик вызвал на какой-то момент слабую неприязнь, сменившуюся холодным безразличием. Они находились в одном из мест времяпрепровождения богатых; жизнь возвращалась в прежнюю колею, и здесь опять собирались для игр богачи. Все это было вполне естественно. Насколько Дэмон знал, это был Бой Брэдфорд, кавалер орденов «Крест Виктории», «За безупречную службу» и «Военный крест», ставший в двадцать четыре года бригадиром британской экспедиционной армии… Позади группы с рассказчиком находилась рулетка, оттуда доносился шуршащий звук и щелчки катающихся шариков и скучный монотонный голос крупье:

– Faites vos jeux, sieurs-et-dames, faites vos jeux… ²⁵

– Пойдемте посмотрим, как играют, - предложил Дэмон. Крайслер отрицательно покрутил головой.

– Я лучше присяду и отдохну, - сказал он. - Все это несколько волнует меня. А при виде этих очаровательных женщин у меня просто дух захватывает.

Дэмон заметил, что Крайслер немного вспотел, еще больше побледнел, кожа на его клювообразном носу натянулась. «Лучше его оставить на некоторое время одного», - подумал Дэмон и сказал:

– Ну, хорошо, я совершу обзорную прогулку и скажу вам, где идет интересная игра.

Дэмон направился к игорной комнате, но, пройдя немного, повинуясь какому-то неожиданному импульсу, повернул вправо и пошел вдоль колоннады, крепко опираясь на трость и разглядывая стоявшие там и тут пары. Встреча с Крайслером снова выдвинула проблему его будущего на передний план; остановившись возле одной из колонн, он закурил сигарету и стал любоваться многочисленными яхтами в заливе, изящным скольжением синих, белых и красных их корпусов, сверкающих на солнце начищенной медной отделкой. На корме одной из них была надпись: «L'Aiglette, Cannes» ²⁶. Двое мужчин грузили в трюм яхты корзины с продовольствием. Теперь они могли свободно плыть к таким экзотическим островам, как Хальмахера, Тимор, Паламангао.

Служба Дэмона протекала не так уж плохо. Он нес в своем ранце если не маршальский жезл, то, во всяком случае, трость помощника командира батальона. Он способен повести за собой солдат, поднять их дух и привить уважение к себе, у него есть то тактическое чутье, о котором говорил Колдуэлл; то самое седьмое чувство, которое не имеет никакого отношения к знаниям, почерпнутым из книг, умению читать карту, наставлен ним по боевой подготовке или научно обоснованным предположениям. Он нашел свое место в жизни. Нашел ли? А может, это всего-навсего заблуждение, в которое ты, зажатый тисками войны, впал за счет талантов других? Никто ведь по-настоящему не знает, что у него в глубине души и что составляет его собственное безраздельное «я»: под внешним обликом каждого из нас таится неизвестное - поэт или провидец, полководец или первооткрыватель; ни один человек не может уверенно сказать, какова его судьба и предназначение.

Дэмон глубоко вздохнул и оглянулся вокруг с почти виноватым видом; в нескольких шагах от него, в обрамлении двух колонн, словно классическое олицетворение женщины, стояла молодая необыкновенной красоты девушка, оживленно беседуя по-французски с кавалерийским капитаном и пожилым мужчиной в штатском. Освещенная лучами послеполуденного солнца головка девушки казалась волшебной, красота была потрясающей. Ее лицо, в ореоле пышных волос цвета красной меди, излучало изумительное сочетание нежности, хрупкости и женственности с непоколебимой твердостью и силой, сочетание, свойственное лишь особой, изготовленной неведомым методом стали. Дэмон понял, что перед ним самая красивая из всех когда-либо встречавшихся ему девушек. Собеседники, видимо, сказали что-то смешное, ее лицо озарилось очаровательной улыбкой, глаза засверкали, тонкий стан затрепетал, словно тоскующая по открытому морю изящная парусная яхта на привязи у тяжеловесной баржи… Горящая сигарета давно уже обжигала ему пальцы, но он, очарованный ее ошеломляющей красотой, ни на секунду не отрывал взгляда от девушки, испытывая необыкновенное удовольствие от одного лишь созерцания этого неземного существа. Мрачные воспоминания об Аргонне, пережитые ужасы и потери, отвратительный трупный запах - все это исчезло из его сознания.

Девушка говорила по-французски довольно быстро, и Дэмон улавливал некоторые фразы. «Oh! - mais c'est trop drole, ca! - воскликнула она однажды. - II fait la bete…» ²⁷. Что это могло значить? Она смеялась глубоким грудным голосом - приятное отличие от резкого сопрано, свойственного большинству французских женщин. Дэмон понимал, что смотреть на девушку так пристально может только беспардонный нахал или неисправимый невежа, но желание созерцать ее было выше его сознания. Она притягивала его взгляд, словно редчайший орден - намного более редкий, чем полученная им за бой на ферме Бриньи светло-голубая лента с пятью белыми звездами, - словно орден, дарованный ему за все пережитые опасности. А почему ему, собственно, не наслаждаться видом этого совершенства женской красоты. «Кошке не возбраняется смотреть на короля», - бывало, говорила его мать. К тому же с каждой секундой в нем нарастала уверенность, что он уже где-то видел ее, точнее, она напоминала ему кого-то, несомненно, того, кого он хорошо знает…

К девушке и ее собеседникам подошли еще двое: французский лейтенант-артиллерист, очень стройный и красивый молодой человек, и пышная розовощекая девушка в ярко-оранжевом платье. Они оживленно обменялись взаимными приветствиями, сопровождавшимися кратковременными взрывами общего смеха. Девушка с тициановскими волосами казалась теперь несколько стесненной: на ее лице появилось едва уловимое выражение печали и напряженность, подошедшие, видимо, были ей не по душе. Она бросила раздраженный взгляд на Дэмона и в тот же момент отвела глаза. Дэмон резко повернулся, отошел к другому концу колоннады и закурил новую сигарету. Как это уже много раз случалось в его жизни, у него появилось ощущение, что все остановилось, замерло в каком-то приятном стазе, в ожидании какого-то, может быть, грозного, а может быть, и незначительного события.

Рядом с ним в кресле-каталке оказался надменный старик с моноклем и гагатовым мундштуком для сигарет - судя по манерам, граф или барон. Вскинув дрожащую руку и указывая пальцем на полного молодого человека в костюме из твида, он гневно отчитывал его; припухшие темные челюсти старика тряслись от ярости.

– Никакого чувства собственного достоинства! - рявкнул он на безупречном английском языке. - У тебя просто нет ни крупицы гордости! - Чем сильнее гневался старик, тем безразличнее и веселее становился молодой человек.

– Но, дядя Эликсис… - начал было молодой человек.

– Ты на пути к верной гибели - гибели праздных лентяев и беззаботных душ!

Не принимая во внимание ни одного слова дядюшки, полный решимости продолжать мотовство и удовлетворять свои прихоти и капризы, племянник засмеялся, снисходительно покачал головой и повернулся, чтобы уйти.

– Запомни, что я говорю тебе, ты, глупый мальчишка! - хрипло крикнул ему вдогонку старик, грозя бледным дрожащим пальцем. Молодой человек обернулся, сделал серию неопределенных примирительных жестов пухлыми руками и решительно направился в большой зал. Дэмон встретился со стариком взглядом; тот глянул на него волком, кивнул головой и - как будто Дэмон был виноват в этой испорченности молодого человека - раздраженно махнул рукой, выхватил из кармана носовой платок и, разворачивая кресло-каталку, мучительно закашлялся, болезненно сотрясаясь всем телом…

Дэмон вздрогнул: красивая девушка, которой он так восхищался, шла по направлению к нему, одна… Через несколько секунд она пройдет мимо колонны, возле которой он стоит; она ступала твердо, но шаги ее были легкими, воздушными, держалась она прямо, уверенно и вместе с тем - женственно. Сердце Дэмона радостно забилось. Не раздумывая долго, он шагнул к ней и произнес:

– Пардон, мисс…

– Пардон? - повторила она французское слово, стремительно вскинув на него свои слегка сердитые глаза.

– Mes hommages, Madame. - Он взял под козырек, стремясь сделать это так, как делают, приветствуя - женщин, французские офицеры. - J'ai pense que vous - que vous etiez… ²⁸

– О, вы говорите по-французски, майор, - ответила она по-английски с очаровательным французским акцентом и улыбнулась - такой покоряющей, электризующей улыбкой, сверкнувшей, как луч солнца, на неспокойной поверхности воды.

– Извините, - сказал он, - это потому, что я думал… Я мог бы поклясться, что вы американка.

– Да? Это интересно! А почему, собственно? - спросила она, кокетливо наклонив очаровательную головку набок. Слова Дэмона, видимо, заинтриговали ее.

– О, даже не знаю… Просто потому, как вы там стояли и смеялись. - Она была совсем молодой, не более восемнадцати-девятнадцати лет; глаза ее были настолько ясными, что белки, казалось, отливали голубизной. - Я должен извиниться за то, что так упорно разглядывал вас…

– Да, действительно. Это что, свойственный американцам обычай?

– Боюсь, что наши манеры в сравнении с европейскими не на должной высоте… Дело в том, что вы напоминаете мне кого-то там, в Штатах… - В его сознании мелькнул образ похожего на нее человека, и он продолжал: - Вы уверены, что не имеете к американцам никакого отношения?

Она засмеялась своим низким музыкальным голосом.

– Уверена настолько, насколько может быть уверен человек в этом мире, майор. - Она отвела взгляд в сторону. - Нет, нет, моя мать испанка, а отец - граф Эдмон-дё-Безансон. - Помолчав немного она тихо добавила: - Я графиня Везелей.

– Mes Hommages ²⁹, - повторил он любезно, несмотря на ее обескураживающее сообщение. Замужем. За каким-то проклятым графом. Тем не менее заканчивать разговор ему не хотелось. - Да? И где же этот Везелей? Я успел побывать лишь в немногих местах Франции, видел всего несколько городов и ферм.

– О, конечно, это неудивительно. Вы знаете, это городок на возвышенности в Бургундии. Очень романтический, очень исторический, очень впечатляющий городок. Его строгая простота вас очаровывает. Мрачный и по-октябрьски холодный замок, а все мрачное и холодное не может не быть впечатляющим. - Она весело улыбнулась Дэмону: - Потому-то я и здесь сейчас, соскучилась по солнышку.

– Конечно, конечно.

– К тому же захотелось повидать старых друзей. Теперь, когда кончилась эта отвратительная война, тянет к друзьям.

– Конечно, - согласился Дэмон, - для вас это большое облегчение.

– Как замечательно, что вы приняли меня за американку! - заметила она восторженно. - Просто прелестно. Надо будет сказать об этом Рэймону, это очень обрадует его…

«Сейчас она уйдет», - с сожалением подумал Дэмон, но ошибся. Графиня вынула из сумочки портсигар и достала из него сигарету с золотым кончиком. Дэмон предложил ей прикурить, достал свой «Кэмэл» и спросил:

– Позвольте и мне?

– Mais certainement, certainement… ³⁰ У вас исключительные манеры, майор.

– Неужели?

– Для американца, конечно… Расскажите мне о себе. Вы из Америки? Где вы живете?

– О, в очень небольшом городке. Вы о нем никогда, конечно, не слышали. В штате Небраска.

– О боже, где же это?

– На Среднем Западе, точнее - на границе Среднего Запада… - Неважно, о чем говорить, лишь бы продолжать разговор с ней и стоять здесь вот так, опираясь на трость, наслаждаясь необыкновенной красотой этой веселой девушки с волосами цвета меди. Господи, кого же она так напоминает ему? - Это своего рода промежуточный штат, - продолжал он.

– Что значит, промежуточный?

– Гм, видите ли, он тянется от Миссури - это главный приток Миссисипи…

– О да, да, река нашего Отца Маркета и де ля Саля ³¹.

– Правильно. Оттуда штат простирается на запад через Великие Равнины почти до Скалистых Гор.

– Они скучные и однообразные, правда? Великие Равнины? - спросила она, нахмурив брови.

– Да, конечно, их не сравнишь вот с этим… - Дэмон засмеялся и кивнул в сторону залива и яхт. - Но там… Я не знаю, как вам сказать, но в них есть что-то магическое, что-то притягивающее, какая-то своеобразная простота. Особенно весной, в начале мая, когда растущие вдоль реки ивы и трехгранные тополя окрашиваются в сочный желто-зеленый цвет. В своем роде это цвет самой жизни. Как будто жизнь начинается сначала…

Заметив на себе ее пристальный, испытующий взгляд, Сэм смутился и замолчал. Она смотрела на него более чем пристально, он понял это, он мог бы поклясться в этом. Во взгляде девушки появилась какая-то необъяснимая мягкость, искренний интерес, грусть и печаль. Или все это ему только показалось? Он улыбнулся и пожал плечами.

– Я просто, наверное, соскучился по дому, - сказал он. - Вот уже три года, как не был там. Кажется, я становлюсь излишне сентиментальным.

– У вас, следовательно, есть сентиментальная жилка, майор? - спросила она нежно. - Но вы ведь солдат?

– Да. Пурпурово-розовая, шириной с милю. - Они засмеялись. Она не проявляла никакого желания уходить, хотя ее сигарета почти догорела. - Мне все еще кажется, что я уже видел вас где-то, - продолжал он, внимательно глядя ей в лицо. - Надеюсь, вы ничего не имеете против?

– Абсолютно. Но я очень сомневаюсь в этом. - Ее взгляд упал на трость. - Вы ранены? - Дэмон кивнул. - Но у вас нет этих… мой муж называет их кухонной батареей… - Она слегка коснулась пальцами левой стороны груди.

– Я не люблю носить эти ленты и нашивки.

– Да? Но почему?

Дэмон внимательно посмотрел на нее:

– Потому что нахожу это неуместным. Не хватит никаких орденов и медалей, чтобы наградить всех, кто проявил храбрость и доблесть и пострадал за последние четыре года. Многие солдаты, совершившие подвиг, ничем не отмечены, зато целые корзины орденов и медалей розданы штабным офицерам только потому, что они были или любимчиками или родственниками власть имущих.

– Довольно интересная теория. Такого мне еще не приходилось слышать. Разумеется, смелость и отвага на поле боя…

– А кто может точно измерить смелость и отвагу? Каждый человек чего-нибудь да боится, и нет ни одного, кто в конце концов не сломился бы под давлением, если оно достаточно тяжелое и действует непрерывно… Кто же, кроме самого бога, может решить, какой человек достоин награды, а какой нет! - Дэмон замолчал и опустил глаза, обеспокоенный тем, что повысил голос.

– Ого! - воскликнула она. - Вы настолько… настолько…

– Настолько предубеждены, - закончил он за нее. - Да, предубежден. Я имею кое-какой опыт в этом деле.

Она бросила на него быстрый взгляд:

– Но ведь вы ранены? И тяжело?

– На мой взгляд, достаточно тяжело.

– Я знаю, что некоторые резали себе пальцы, открывая мясные консервы, и им требовалось на лечение много времени. А другие обмазывали лицо вазелином и делали вид, что они…

– Только не в моей части. У меня такого не было, - прервал он ее, мрачно улыбаясь.

– О, значит, вы очень строгий начальник?

Дэмон снова бросил на нее испытующий взгляд. Трудно было понять, что думает на самом деле эта очаровательная маленькая графиня. Он готов был поклясться, что в некоторых случаях она просто подшучивала над ним, и тем не менее ее лицо оставалось внимательным, сочувствующим, со следами печали, а голос приятным, мягким. Это возбуждало Дэмона. «Если человек способен безнадежно влюбиться в течение каких-нибудь пяти минут, - подумал он, удивляясь самому себе, - то со мной произошло именно это».

– О нет, я думаю, что принадлежу к средним, - сказал Дэмон вслух. - Нет, - поправился он, - вернее, я достаточно строг. В определенных случаях, конечно. Меня не очень беспокоит, что мои солдаты делают по своей инициативе, это меня меньше всего касается. Однако существуют такие ситуации и условия, в которых вы не можете позволить какие-либо глупости. - Дэмон понял, что рассуждает несколько напыщенно, и замолчал. Всемогущий бог, он болтал, как Джордж Верни! - Извините, мне давно надо было бы представиться, - продолжал он. - Моя фамилия Дэмон, Сэм Дэмон.

На ее лице появилось заметное удивление, глаза затуманились, но в тот же момент необыкновенно просветлели.

– Дэмон, - произнесла она, запнувшись, - Дэмон… Так вы, значит… Вы один из наиболее отличившихся во всей американской армии…

Теперь удивление появилось на лице Дэмона:

– А откуда вам это известно?

– Гм, э-э, - замялась она. - Видите ли, мой папа, э-э, мой отец был прикомандирован к вашей дивизии в качестве офицера связи…

– Но офицерами связи у нас были полковник Энисор, - перебил ее Дэмон, - или капитан Лефевр.

– Нет, это было раньше, мой отец работал с американцами раньше, а потом его перевели. Еще до того, как его ранило. Это случилось, когда он возвращался в свой полк. - Она смотрела на него с каким-то испугом, ее глаза метались из стороны в сторону. - Мне не следовало бы держать вас так долго стоя, майор, - сказала она. - Извините, пожалуйста…

– О, не беспокойтесь, такая нагрузка полезна для меня…

– К тому же мне пора идти, - неожиданно добавила она. - У меня назначена встреча, извините, пожалуйста.

– Можно мне проводить вас?

– Нет, нет, в этом нет никакой необходимости. Очень приятно было познакомиться с вами, очень.

– Надеюсь, я смогу увидеть вас еще? - осмелился Дэмон.

– Возможно, - ответила она почти шепотом, явно торопясь уйти. - Аn revoir ³², майор…

– Аn revoir, Madame ³³.

Дэмон проследил, как она торопливо прошла вдоль колоннады. На него свалилось огромное счастье. И как просто все это произошло! Казалось, что встреча с графиней была совершенно неизбежной, предначертанной самой судьбой. Пока Дэмон неторопливо шел в зал, где, лениво потягивая коктейль, сидел Крайслер, в его голове одна за другой возникали фантастические картины романтических любовных встреч в мрачном замке, на борту тускло освещенной яхты, на thes dansants ³⁴ на крытых красной черепицей террасах, выходящих на Ля-Напуль. Дэмон сел рядом с Крайслером и подозвал официанта.

– Чем вас угощают здесь, Бен?

– Здесь это называют «перно», а я - лакричником.

– Пожалуй, я тоже попробую его.

– У вас такой вид, будто вы поймали тридцатифунтового окуня. Что случилось, майор?

– Я только что попал в удивительную историю. Очень забавная история. - Дэмон почувствовал необыкновенный прилив энергии и радости. - Я встретил французскую графиню, которая, узнав, кто я, почему-то невероятно испугалась. Что бы это могло значить, по-вашему?

– Я бы сказал, что она наверняка обладает тонким чутьем.

– Да. Я сказал бы то же самое. Однако странным во всем этом кажется то, что испуг у нее возник в совершенно неожиданный момент и по каким-то непонятным мне причинам. - Дэмон наклонился вперед и многозначительно коснулся пальцами руки Крайслера. - Как бы вы реагировали, если вдруг встретили бы потрясающей красоты французскую девушку, которая знает буквально все о людях вашей части?

– Решил бы, что это коварная немецкая шпионка, которая еще не считает войну законченной.

– Я решил бы то же самое, дружище. - Дэмон откинулся назад, потягивая коктейль, отдававший тмином, замоченным в экстракте лакричника. Он с удивлением отметил, что ноющая боль в ноге совершенно исчезла. Почему бы это? Роскошный зал, мягкое журчание и щелчки быстро вращающихся рулеток, звонкий переливчатый женский смех - все это, как наркотик, дурманило сознание. Он заснул в мире серой грязи и судорожных ужасов, а проснулся в мире сказочного богатства и красоты, с сердцем, пронзенным стрелой Амура… Да, он влюбился. Дэмон не сомневался в этом ни единой секунды. Более счастливым, чем теперь, он никогда в жизни еще не чувствовал себя.

– А чем же, по-вашему, объяснить тот факт, - продолжал Дэмон вслух, - что эта очаровательная французская графиня, способная сидеть ночами и зубрить штатно-организационное расписание полка, вдруг пугается и удирает от такого славного, доброго и невинного младенца, как я?

– А тем, что у вас очень большой рот, и она боится, как бы вы ее не проглотили.

Они посмотрели друг на друга и громко рассмеялись.

Двумя днями позднее, в прохладный ветреный день, когда от острова Сент-Маргерит по заливу одна за другой катились высокие волны, Дэмон, совершая неторопливую двухмильную прогулку по Ля-Круазетт, увидел генерала Колдуэлла в компании с двумя офицерами и с той самой девушкой, которая произвела на него такое неизгладимое впечатление. Как и два дня назад, сердце Дэмона приятно замерло, он ускорил шаг, несмотря на боль в ноге. Колдуэлл заметил его и остановился; на лице повернувшейся в тот же момент девушки появился откровенный испуг. Дэмон заметил поразительное сходство девушки и генерала - одинаковая тонкость лиц, интеллектуальная одухотворенность и неотразимая привлекательность - и не удержался от того, чтобы сказать себе: «Идиот!» Он с трудом подавил желание громко расхохотаться. Отдав честь, Дэмон произнес слегка дрожащим голосом:

– Здравствуйте, генерал, добрый день, джентльмены. Колдуэлл крепко пожал левой рукой руку Дэмона и громко воскликнул:

– Сэм! Очень рад видеть тебя снова на ногах. Я пытался вчера позвонить тебе, но разыскать кого-нибудь по телефону сейчас во Франции невозможно. Как только берешь трубку, эти телефонисты сейчас же начинают трещать на своем баскском языке и от них ничего не добьешься. Ты не знаком с моей дочерью Томми?

На лице Дэмона появилась мрачнейшая улыбка:

– Нет, кажется, не знаком.

– Томми, - продолжал Колдуэлл, - это майор Дэмон, я рассказывал тебе о нем.

– Да, я помню, здравствуйте, майор, - живо откликнулась она.

– Здравствуйте, мисс Колдуэлл. - Чувствуя на себе ее взгляд, он повернулся к двум другим офицерам - дивизионному артиллеристу, подполковнику Форсайту, которого он уже знал, и английскому полковнику Иврингэму с квадратным лицом кирпичного цвета и густыми, свисающими, как у моржа, седыми усами.

– Сэм находится здесь в отпуске по болезни, - пояснил Колдуэлл Иврингэму. - В полку он был у меня правой рукой.

– А где вас ранило? - поинтересовался Иврингэм.

– Под Мон-Нуаром, полковник.

– А-а, понятно. - Иврингэм состроил понимающую гримасу. - Выдающееся сражение.

– Для Дэмона по-настоящему выдающимся был арьергардный бой на ферме Бриньи, - вмешался подполковник Форсайт. - Этот бой запомнится ему навсегда.

– Да, да, разумеется, - согласился Иврингэм.

– О, да вы, оказывается, знаменитый герой! - воскликнула Томми Колдуэлл. В ее глазах появились озорные искорки, и Дэмон понял, что она намерена отплатить ему. - Вы человек, отмеченный многочисленными наградами. А почему вы не носите их, майор? Папа, - продолжала она, круто повернувшись к отцу, - почему майор Дэмон не носит все свои награды? Разве он не должен носить их?

– В самом деле, - поддержал ее Форсайт, - почему вы не носите их, Дэмон? Где еще, как не здесь, носить их?

Дэмон улыбнулся:

– Признаюсь, это моя оплошность, сэр.

– А я знаю почему, - продолжала, сверкая глазами, Том просто не хочет, чтобы вы все чувствовали себя неловко

в его присутствии. Правда? Или, наверное, потому, что он становится застенчивым, когда надевает награды. Правда, вы чувствуете себя с ними застенчивым, майор?

– Послушай, Томми… - вмешался генерал Колдуэлл робким, почти мрачным тоном.

– А что, - отозвалась она, часто моргая глазами, - разве я сказала что-нибудь неправильно? Что-нибудь неуместное?

– Абсолютно ничего, - поспешил вмешаться Дэмон. - Дело в том, что награды просто очень тяжелы, чтобы носить их на себе, они сделаны из серебра и бронзы, и из-за них я теряю равновесие. Разве вы не находите их слишком тяжелыми?

– Во-первых, я не имею к ним никакого отношения, - заявила она. - А во-вторых, по-моему, награды это не что иное, как мишура для оловянных солдатиков.

– Послушай, Томми…

– Они так же нелепы, как седые парики, которые надевают английские судьи и адвокаты. Полнейшая нелепость.

Щеки полковника Иврингэма слегка вздрогнули, глаза гневно расширились.

– Гм, я должен сказать… - начал он ворчливо, но веселый смех Томми Колдуэлл заглушил его слова.

– Это элементарная самоподдержка. Что вы все станете делать, если вас лишить головных уборов и всякой блестящей мишуры? Вы же хорошо знаете, что раздаете эти побрякушки друг другу, как детям раздают сладости на каком-нибудь празднике…

– О, мы все собираем награды, мисс Колдуэлл, - вмешался Дэмон, улыбаясь. - Разве не так? Но мы делаем это всего-навсего из-за присущего нам простодушия. Мы представляем собой не более и не менее того, на что претендуем, вы можете запросто судить о нас по тому, что видите на наших плечах и чувствуете в наших сердцах. Разве можно быть еще более бесхитростным и простодушным? А вот с женщинами… - Пристально посмотрев на нее, Дэмон многозначительно улыбнулся. - С женщинами дело обстоит иначе. В них, пожалуй, не разобрался бы и сам Макиавелли. Вы, например, встречаетесь на прогулке с очаровательным созданием; на ней роскошное платье, сверкающие драгоценности, она интригующе намекает на замок родовитых предков, великолепные яхты, пышные приемы в посольствах на триста именитых персон… Но попробуйте угадать, кто она? Графиня или самая обычная искательница приключений? А может быть, и того хуже? Нет, мисс Колдуэлл, вы напрасно наговариваете на нас, бедных солдат, - закончил Дэмон, выразительно покачивая головой.

Томми смотрела на него с нескрываемым восхищением, в ее ясных, широко открытых глазах застыло удивление.

– М-да-а, - восторженно начал генерал Колдуэлл, не сводивший изумленного взгляда с Дэмона, - не могу не отдать тебе должное, Сэм, ты просто сражаешь наповал…

– О, вы, мужчины, всегда вот так, поддерживаете друг друга, - попыталась возразить Томми.

– Я бы не сказал, что Сэм нуждается в чьей-то поддержке, - заметил, нахмурив брови, Колдуэлл. Взглянув на часы, он неожиданно добавил: - Сэм, не в службу, а в дружбу… Томми должна выполнить несколько поручений в городе, не возьмешь ли ты на себя обязанность сопровождающего?

– Папа, майору Дэмону совсем не интересно сопровождать меня…

– А я уверен, что он не откажется. - Колдуэлл через голову дочери бросил многозначительный взгляд на Сэма. - Правда ведь, Сэм?

– С большим удовольствием, сэр.

– Ну, право же, папа…

– У полковника Иврингэма очень мало времени, а нам нужно многое обсудить. Знаете что, давайте все встретимся в баре «Голубой» в четверть третьего. Согласны?

– Отлично, сэр.

– Томми!

– Да, генерал? - отозвалась она по-военному, с нарочитой четкостью.

– Попытайся показать Сэму свои самые привлекательные качества. - Он лукаво посмотрел ей в глаза. - У тебя ведь они есть, ты знаешь…

Дэмон галантно предложил ей руку, и они медленно пошли вдвоем по выцветшей хвойной аллее. Он с радостью отметил, что от прикосновения его руки мышцы Томми напряглись, стали упругими. Дэмону захотелось весело рассмеяться, пуститься но набережной в неудержимый пляс, потянуть за нос хмурую французскую старушенцию с голубой муаровой лентой на шее и седыми пышно взбитыми волосами. Он давно, очень давно не чувствовал себя таким счастливым, - возможно, даже никогда за всю свою жизнь. И самым восхитительным и забавным было то, что все эти ощущения, хотя он сдерживал их в себе, быстро заполняли его сердце и разбегались по всему телу, как дрожащие и сверкающие ртутные шарики.

– Итак, мисс Колдуэлл, давно ли вы во Франции? - галантно спросил он.

– Хорошо, хорошо, - ответила она дерзко. - Ладно. Вы - само благородство. Прямо-таки сэр Персиваль ³⁵ в военном мундире со всей его ослепительно-обманчивой мишурой.

– Не совсем понимаю, что вы хотите этим сказать.

– Конечно, не понимаете. Воплощенное благородство! Божество! Вам надо было бы кончить Итонский колледж.

– Почему?

– Вам хорошо известно, что я уже два года ухаживаю за больными и ранеными в госпитале. Вы просто невыносим! - Казалось что она вот-вот расплачется, но вместо этого ее лицо вдруг озарилось лукавой улыбкой. - И все равно я вас одурачила. - Она резко остановилась и торжествующе посмотрела ему в глаза. - Скажете, нет? Одурачила ведь?

– Да, одурачили. Вам это почти удалось.

– Что значит «почти»?

Напыщенно, словно читая по местному путеводителю, Дэмон продекламировал:

– С тысяча четыреста восемьдесят второго года старинный монастырь Везелей служит местопребыванием монашеского ордена рыцарей-госпитальеров. Внешний облик монастыря, искусно реставрированный Виолле-лё-Дюком в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году, является ярким образцом архитектурного искусства романского периода в Бургундии. Открыт для посещений в будние дни с…

– Но тогда вы этого не знали! - воскликнула Томми.

– Нет, не знал.

– Недоверчивый хитрец! Вы, наверное, относитесь к категории людей, которые никогда не признают себя побежденными. Ненавижу таких!

– Нет, я не из тех. На вашу удочку я попался. Только… - Дэмон посмотрел на проходящие мимо пары. Он теперь тоже был частью пары, и это необыкновенно льстило ему, радовало и волновало. - Только во всем этом было что-то такое, что не вписывалось в общую картину. Инстинкт мне подсказал…

– О, вы обладаете еще и необыкновенным инстинктом, да?

– Да, обладаю.

Они подошли к порту и остановились, чтобы посмотреть на суда.

– Как в сказке, - произнес он задумчиво. - Весь город как сказочный. Такое можно увидеть только во сне. Трудно поверить, что это сказочное место и тот беспорядок и грязь, что севернее, представляют собой одну страну.

– Да, и… - начала было она и внезапно замолчала.

– И что?

– Ничего. - Она нахмурила брови и перевела взгляд на море.

– Они скучные? - спросил он озабоченно

– Что?

– Великие Равнины?

– О, да перестаньте же вы! - воскликнула она и рассмеялась. Они долго смотрели друг другу в глаза и радостно смеялись.

– И часто вы перевоплощаетесь вот так?

– Всегда, когда могу и нахожу это уместным.

– Понятно. А почему?

– Потому что мир, такой, как он есть, мне не нравится. Вот я и пытаюсь изменить его.

Ее лицо снова повеселело и оживилось.

– В самом деле, ведь для вас было намного интереснее, когда я представилась графиней с этими замками и богатыми виллами… И не говорите мне, что на вас это не подействовало, я убеждена в обратном.

– Да, подействовало.

– Видите?

– Но подействовало по-своему… Реальная, вы нравитесь мне намного больше.

– Это потому, что вы неисправимый прозаик.

– Возможно… Давайте поднимемся в Лё-Сюке, - предложил он. - Когда я приехал сюда, мне сразу же захотелось побывать там. Вы сможете?

– Безусловно. - Она очаровательно изогнула губки. - Вы марсиане, все вы ужасно тщеславны, правда ведь? - Она снова остановилась и, уперев руки в бока, повернулась лицом к нему. - Надеюсь, вы не из Вест-Пойнта? - неожиданно спросила она. - Откровенно говоря, мне не хотелось бы не только иметь дело, ко даже прогуливаться с вест-пойнтским произведением. Вы кончали Вест-Пойнт?

– Нет, не кончал.

– Слава богу, хоть этого-то вы миновали.

– Но я должен признаться, что был допущен в Вест-Пойнт перед войной.

– А почему же тогда вы не попали туда? Дэмон пожал плечами и улыбнулся:

– Тщеславие.

Но Томми не засмеялась.

– Дорога тщеславия ведет только к могиле, - сказала она.

– Кто так сказал? - спросил Дэмон, кивнув головой.

– Не знаю.

Лё-Сюке величественно высилась прямо перед ними, словно построенная детьми розово-лиловая игрушечная крепость. Они направились вверх через старую часть города, миновали рынки, прошли по темным сырым проходам со множеством роющихся в мусоре бродячих собак, мимо мрачных, согнувшихся под тяжелой пошей пожилых женщин, усталых, изнуренных; потом они оказались на парапетной стенке с бойницами. Приятный свежий ветерок ласкал лица, далеко на западе у подножия гор виднелась раскинувшаяся полумесяцем, сверкающая белизной Ницца. Выйдя на парапет, Томми, казалось, почувствовала себя свободнее и непринужденнее и рассказала Дэмону о себе.

Она работала в полевом госпитале номер один в Невиле, и ее только что уволили. Большую часть больных эвакуировали в Штаты, и ее услуги оказались теперь ненужными. Она очень много знает о жизни и службе военных. Ее мать умерла, когда ей было шесть лет, и она росла и воспитывалась в армейских гарнизонах в штатах Техас, Джорджия и Вашингтон, а также на Филиппинах. Ее отцу помогали тетки, потом негритянки, напевавшие ей свои песенки, мексиканки и болтливые филиппинки, похожие на маленьких и толстеньких буддийских идолов; она ела мексиканские бобы, мамалыгу и бизонье мясо и бог его знает что еще. Она ездила на лошади практически с того возраста, когда начала говорить; у нее была собака, и она очень любила ее, тупоголовую тварь, которую звали Эйгоналдо и которая подохла от укуса змеи в Фолсоме; она плакала по ней пять дней и ночей подряд, и никто не мог ее успокоить. Она росла и приобретала жизненный опыт под звуки горнов, в атмосфере церемоний при выносе знамени и носила своего рода военную форму всю свою жизнь, а теперь в Западном полушарии нет ни одного, ни одного человека, которому все это так надоело, как надоело ей.

– Я стану куртизанкой, - заявила она. - Знаменитой, опытной, высокого класса куртизанкой. Подхвачу какого-нибудь русского белогвардейца-миллионера или египетского принца… с одной из тех божественных белых яхт, вон там, внизу…

– Это будет забавно, - согласился Дэмон.

– А разве нет? И мы будем плавать из Канн на Кипр, в Аден, на остров Таити, а потом обратно через Сейшельские острова… Правда, хорошее название? Сейшельские… Я, конечно, пополнею, стану грешницей и буду все время мечтать. Иногда, разумеется, буду писать стихи и потягивать через стеклянную трубку абсент.

Дэмон взглянул на нее с любопытством:

– А как же ваш бедный отец?

– О, он позаботится о себе сам. Он ведь генерал теперь, слава богу… Я помню времена, когда он был первым лейтенантом: тысячелетний возраст - и всего-навсего первый лейтенант. Исполняющий обязанности командира роты. А теперь он вон там, в баре «Голубой», рассуждает с другими высокими чинами о том, кто какой фланг оставил незащищенным под Слези и почему девяносто девятый драгунский полк не развернули на линии Нудл - Вомба - Доде, как было запланировано. Ох уж вы, разбойники, и потешились же в этой войне!

– О да, мы великолепно провели время, - грустно проговорил Дэмон. Он понимал, что она по-своему издевается над ним, но в том, как она говорила, была какая-то непонятная буйная нотка, будто она была заодно с тем порывистым ветром который дул с гор.

– А что, скажете, нет? Вы веселились, как скорпионы в бочке. «Солдаты! - пробубнила она напыщенным басом. - Солдаты, нам нужно захватить эту высоту. Я должен сейчас пойти в столовую и посмотреть, остужено ли вино к обеду, и чтоб, когда я вернусь, высота была в наших руках». Разумеется, вино остужено не было, ординарец до костей стер себе руки, начищая ботинки полковника Бабблегатса и отутюживая его форму для вечерних любовных похождений. Бабблегатс, разумеется, отправляет ординарца на гауптвахту. К этому времени… - Она вызывающе посмотрела на Дэмона и засмеялась: -…к этому времени прибывает шофер на сверкающем «роллс-ройсе», и Бабблегатс вынужден что-то придумать, чтобы оправдать свое намерение поехать; он выбирает батальон, расквартированный около старой виллы, которая уже давно привлекала его внимание, и посылает приказ командиру этого батальона подготовиться к проверке. Солдаты батальона, те, что остались в живых, только что прибыли с линии фронта, они грязные, уставшие, их одежда, снаряжение и оружие в беспорядке. Но приказ есть приказ, это известно каждому дураку, и бедные ребята, еле волоча ноги, начищают, как могут, оружие, приводят себя в порядок и выстраиваются под дождем для осмотра…

– Вы забыли сказать о санобработке, - заметил Дэмон.

– Скажу и об этом. Но Бабблегатс вовсе не намеревался устраивать никакой проверки батальону, он думал только об этой вилле. Он сел за руль сам и, приехав туда, с удовольствием обнаружил, что в вилле есть винный погреб, полногрудая податливая femme de chambre ³⁶ и роскошная мягкая кровать; не говоря уже о великолепной окружающей местности, включая и ту высоту. Все как по заказу…

Она повысила тон, ее голос стал более напряженным, глаза сверкали, как скрещенные шпаги. Дэмон перестал улыбаться.

– Может быть, прекратим этот разговор? - предложил он.

– Нет, нет, подождите. Самое интересное еще впереди. Бабблегатс звонит по телефону в Шомон и интересуется возможностями своего продвижения. За то, что ничего не делает. Генерал Сэкфул-Понч непреклонен: «Дорогой мой, я не могу представить тебя к присвоению звания «бригадный генерал», у тебя слишком малы потери. Постарайся увеличить их, тогда я посмотрю, что можно сделать». Бабблегатс повергнут в уныние, но не надолго. Решение, решение! И что же он видит? Конечно же, тот самый батальон! В батальоне наконец поняли, что никакой проверки не будет, и теперь солдаты с трудом тащатся в пункт санобработки. Беда только в том, что Бабблегатс все слегка перепутал: все эти жирные куропатки, бутылки «Шато Помероль» и беготня из комнаты в комнату за femme de chambre подействовали на него так, что он потерял ориентацию. «Они атакуют! - кричит он. - Молодцы, ребята!» Через какое-нибудь мгновение он уже связался по телефону с артиллерией: «Огневой налет по квадрату К-42!» - приказывает он. «Но, полковник, этот квадрат у нас в тылу, это ведь там, где…» «Вы что же это, учите меня, что мне делать? - ревет во все горло Бабблегатс. - Если я сказал, по квадрату К-42, значит, мне нужен огонь по квадрату К-42! Стреляйте из всех орудий!» Разумеется, Бабблегатс перепутал войну с давнишней футбольной игрой там, в Вест-Пойнте, в старые добрые времена, когда он защищал честь своей родной команды. Но артиллерийский «офицер, разумеется, не мог этого знать, приказ есть приказ и поэтому старый служака дергает за спусковой шнур. И - бах! Догадываетесь, что произошло? Первый залп шлепается в самую середину колонны - и все к чертовой матери! О боже, словами этого не опишешь - летящие в разные стороны руки и ноги, мечущиеся санитары, которые пытаются по частям собрать тела убитых…

– Довольно! - воскликнул Дэмон, поднимаясь на ноги; он взял Томми за плечи и сильно встряхнул ее. - Довольно! Прекратите, черт возьми…

– О, да, наконец-то для вас этого довольно… Дэмон был ошеломлен и кипел от гнева.

– Перестаньте, послушайте меня: в этой проклятой войне погибли тысячи хороших людей и издеваться над ними - это кощунство, понимаете?

– Я думаю…

– Вы можете думать что вам угодно, но не насмехайтесь над ними при мне…

– А вы думаете, мне это доставляет удовольствие? - зло спросила она. - Может быть, вы думаете, что я недостаточно насмотрелась на эту идиотскую войну, что я мало видела смердящих pan, гноя и всяких мерзостей, мало наслушалась непрекращающихся стонов? - Томми неожиданно заплакала, по щекам ее побежали слезы, которые она и не пыталась смахнуть. Растерявшийся Дэмон стоял перед ней, все еще держа ее за плечи и не зная, что предпринять. Затем он нежно обнял ее, а она, всхлипывая, прижалась к нему.

– Будьте вы все прокляты! - проговорила она сквозь всхлипывания. - Все вы глупые, чванливые идиоты…

– Успокойтесь, успокойтесь, - тихо промолвил Дэмон. - Кто он был?

Она откинула голову назад, как будто он ударил ее.

– Летчик, вот кто, и в сто раз лучше всех вас! Замечательный человек… О нет, простите, - спохватилась она и снова опустила голову. - Я не знаю, был ли он лучше, может, и не был. Простите меня, майор. Я не знаю. Но он был такой милый. Как он улыбался… Они подбили его самолет, и он попытался посадить его. Посадить самолет, потому что у него не было парашюта. Почему они не давали летчикам парашюты? - гневно крикнула она. - Почему? У немецких летчиков парашюты есть, а у наших нет. Почему?

– Не знаю, - ответил Дэмон.

– Он был абсолютно безнадежным, но не унывал. Все улыбался, О боже, это так ужасно! - Она всхлипывала, как будто ее сердце было разбито навсегда.

– Я сочувствую вам, - прошептал Дэмон, - видит бог, я сочувствую.

Из-за угла зубчатой стены замка вышли два американских моряка и остановились, глядя на них с нескрываемым любопытством. Повернувшись, Дэмон бросил на них сердитый взгляд и повелительно махнул головой; моряки нехотя повернули обратно. Почувствовав движение Дэмона, Томми подняла голову и заметила быстро скрывшихся за каменной стеной моряков.

– Этого еще не хватало, - сказала она раздраженно, выпрямилась и начала вытирать слезы. - Глупо. Не знаю, что со мной происходит. Я давно уже не плакала по Джиму. В самом деле. У меня очень взвинчены нервы, наверное, не следовало приезжать сюда. - Она откинула волосы назад. - Теперь мое лицо несколько часов будет как мокрая красная тряпка… Джейн сказала, что поездка сюда изменит всю мою жизнь. Джейн была у нас старшей сестрой в Невиле. Она приезжала сюда в отпуск и познакомилась с капитаном из войск охраны, который владеет чуть ли не половиной Австралии. - Она высморкалась в платочек. - Ей повезло, правда?

– Да, повезло.

– Она собирается унаследовать весь Мельбурн. - Томми посмотрела на Дэмона с притворной глупостью. - А вы, случайно, не миллионер?

Дэмон покачал головой.

– Нет, я самый простой и бедный парень с фермы.

– К тому же тщеславный, - добавила она.

– Правильно, - согласился он. - Какой уж есть.

Ее прелестное, покрасневшее от слез личико озарилось очаровательной улыбкой.