"Джек Лондон. Кулау-прокаженный." - читать интересную книгу автора

Пунахоу. Он сидел за одним столом с господами и начальниками и с высокими
представителями иностранных держав, охраняющими интересы торговцев и
миссионеров. Вот каков был Капалеи в прошлом. А сейчас, как и сказал
Кулау, это была затравленная крыса, человек вне закона, превратившийся в
нечто столь страшное, что он был теперь и ниже закона и выше его. Вместо
носа и щек у него остались только черные ямы, глаза без век горели под
голыми надбровными дугами.
- Мы не затеваем раздоров, - начал он. - Мы просим, чтобы нас
оставили в покое. Но если они не оставляют нас в покое - значит, они и
затевают раздоры и пусть понесут за это наказание. Вы видите, у меня нет
пальцев. - Он поднял свои култышки, чтобы все могли их увидеть. - Но вот
от этого большого пальца еще сохранился сустав, и я могу нажать им на
спуск так же крепко, как и в былые дни - указательным пальцем, которого
нет. Мы любим Кауаи. Так давайте жить здесь или умрем здесь, но не пойдем
в тюрьму на Молокаи. Болезнь эта не наша. На нас нет греха. Слуги господа
бога и слуги господа рома привезли сюда болезнь вместе с китайскими кули,
которые работают на украденной у нас земле. Я был судьей. Я знаю закон и
порядок. И я говорю вам: не разрешает закон украсть у человека землю,
заразить его китайской болезнью, а потом заточить в тюрьму на всю жизнь.
- Жизнь коротка, и дни наши наполнены страданиями, - сказал Кулау. -
Давайте петь и танцевать, и будем счастливы, как можем.
Из пещеры в скале принесли калабаши и пустили их вкруговую. Они были
наполнены крепчайшей настойкой из корней растения ти; и когда жидкий огонь
ударил этим людям в мозг и разлился по телу, они забыли все и снова стали
людьми. В женщине, проливавшей жгучие слезы из пустых глазниц, проснулись
прежние чувства, и она, перебирая струны своей гитары, запела любовную
песню дикарки - песню, что родилась в темных лесных чащах первобытного
мира. Воздух дрожал от ее голоса, властного и зовущего. На циновке,
подчиняясь ритму песни, плясал Килолиана. Каждое его движение излучало
любовь, и рядом с ним на циновке плясала женщина, чьи пышные бедра и
высокая грудь странно не вязались с изъеденным болезнью лицом. То была
пляска живых мертвецов, ибо в их разлагающихся телах еще таились и любовь
и желания. Все громче звучала любовная песня женщины, проливавшей жгучие
слезы из невидящих глаз, все упоеннее плясали танцоры пляску любви в
теплой ночной тишине, все быстрее ходили по рукам калабаши, и упорным
огнем тлели у всех в мозгу воспоминания и страсть.
Рядом с женщиной на циновке плясала тоненькая девушка; лицо у нее
было красивое и чистое, но на скрюченных руках, поднимавшихся и падавших в
пляске, болезнь уже оставила свой разрушительный след. А оба идиота -
страшная, отвратительная пародия на человека - плясали поодаль, бормоча и
хрипя что-то невнятное, пародируя любовь.
Но вот любовная песня женщины оборвалась на полуслове, опустились на
землю калабаши, и кончилась пляска. Взгляды всех устремились в пропасть, к
морю, над которым в залитом луною воздухе призрачным огнем сверкнула
ракета.
- Это солдаты, - сказал Кулау. - Завтра будет бой. Нужно подкрепиться
сном и подготовиться.
Прокаженные повиновались и уползли в свои норы, и скоро Кулау остался
один. Он сидел неподвижно в свете луны, положив на колени винтовку и глядя
вниз на далекий берег, к которому приставали лодки.