"Джек Лондон. Жемчуг Парлея." - читать интересную книгу автора

отбивали на мачтах барабанную дробь, и все снасти сотрясались, точно под
неистовыми ударами чьей-то могучей руки. Стоя против ветра, невозможно
было дышать. Малхолл, который в поисках убежища вместе с другими скорчился
за рубкой, убедился в этом, нечаянно оказавшись лицом к ветру: легкие его
мгновенно переполнились воздухом, и он чуть не задохнулся прежде, чем
успел отвернуться и перевести дыхание.
- Невероятно! - с трудом произнес он, но его никто не слышал.
Герман и несколько канаков ползком, на четвереньках пробирались на
бак, чтобы отдать третий якорь. Гриф тронул капитана Уорфилда за плечо и
показал на "Роберту". Она надвигалась на них, волоча якоря. Уорфилд
закричал в самое ухо Грифу:
- Мы тоже тащим якоря!
Гриф кинулся к штурвалу и, быстро положив руль на борт, заставил
"Малахини" взять влево. Третий якорь удержался, и "Роберту" пронесло мимо,
кормой вперед, на расстоянии каких-нибудь двенадцати ярдов. Гриф и его
спутники помахали Питеру Джи и капитану Робинсону, которые вместе с
матросами хлопотали на носу "Роберты".
- Питер решил расклепать цепи! - закричал Гриф. - Пробует выйти из
лагуны! Ничего другого не остается, якоря ползут!
- А мы держимся! - крикнул в ответ Уорфилд. - Смотрите, "Кактус"
налетел на "Мизи". Теперь им крышка!
До сих пор "Мизи" держалась, но "Кактус", налетев на нее всей
тяжестью, сорвал ее с места, и теперь обе шхуны, сцепившись снастями,
скользили по вспененным волнам. Видно было, как их команды рубят снасти,
стараясь разъединить суда. "Роберта", освободившись от якорей и поставив
кливер, направлялась к выходу в северо-западном конце лагуны. Ей удалось
пройти его, и с "Малахини" видели, как она вышла в открытое море. Но
"Мизи" и "Кактус" так и не сумели расцепиться, и их выбросило на берег в
полумиле от выхода из атолла.
Ветер неуклонно крепчал, и казалось, этому не будет конца. Чтоб
выдержать его напор, приходилось напрягать все силы, и тот, кто вынужден
был ползти по палубе против ветра, в несколько минут доходил до полнейшего
изнеможения. Герман и канаки упрямо делали свое дело - крепили все, что
только возможно было закрепить. Ветер рвал с плеч рубашки и раздирал их в
клочья. Люди двигались так медленно, словно тела их весили много тонн; при
этом они постоянно искали какой-нибудь опоры и не выпускали ее, не
ухватившись сначала за что-нибудь другой рукой. Свободные концы тросов
торчали горизонтально, и ветер, измочалив их, отрывал по клочку и уносил
прочь.
Малхолл тронул за плечо тех, кто был рядом, и указал на берег. Крытые
травой навесы исчезли, а дом Парлея шатался, как пьяный. Ветер дул вдоль
атолла, и поэтому дом был защищен вереницей кокосовых пальм, тянувшейся на
несколько миль. Но громадные валы, перехлестывая через атолл, снова и
снова ударяли в стены, подтачивая и дробя фундамент. Дом уже накренился и
сползал по песчаному склону; он был обречен. Там и тут люди взбирались на
кокосовые пальмы и привязывали себя к дереву. Пальмы не раскачивались на
ветру, но, согнувшись под его напором, уже не разгибались, а только
дрожали, как натянутая стрела. Под ними на песке вскипала белая пена.
Вдоль лагуны перекатывались теперь такие же громадные валы, как и в
открытом море. Им было где разгуляться на протяжении десяти миль от