"Джек Лондон. Бродяги, которые проходят ночью (Очерк)" - читать интересную книгу автора

и извинился перед партнерами. Потом в другом конце вагона, сопровождаемый
завистливыми взглядами, я сел рядом с этим человеком и разделил с ним его
"Яву" и содержимое пакета, что был спрятан под его сорочкой. Это был швед.
Мы прибыли в Омаху часов в десять вечера.
- Давай поохотимся? - сказал мне швед.
- Конечно, - ответил я.
Когда поезд подходил к Омахе, мы приготовились к высадке. Но
население Омахи тоже приготовилось. Мы со шведом повисли на боковых
лестницах, готовые к прыжку. Но поезд не остановился. Более того, длинные
ряды полисменов, чьи медные пуговицы и звезды поблескивали в электрическом
освещении, вытянулись по обеим сторонам пути. Мы со шведом знали, что
произойдет, если только мы попадем им в руки. Мы прильнули к лестницам, и
поезд помчался по мосту над рекой Миссури к городу Каунсил Блафс.
"Генерал" Келли с двухтысячной армией бродяг разбил лагерь в
нескольких милях оттуда, в парке Шатокуа. Наша банда двигалась в
арьергарде армии генерала Келли, и, высадившись из поезда в Каунсил Блафс,
мы двинулись к лагерю. Ночью похолодало, и от сильного штормового ветра с
дождем мы промокли и продрогли. До самого лагеря нас эскортировали и
подгоняли многочисленные полицейские. Мы со шведом дождались удобного
случая и благополучно улизнули.
Дождь лил как из ведра, и в кромешной тьме, когда не видно
собственных рук, как двое слепцов, мы искали укрытия. Нам помог инстинкт,
потому что мы сразу наткнулись на салун - не на такой, который был открыт
и торговал или который был просто заперт на ночь, и даже не на такой,
который имел постоянный адрес, а на салун, который стоял на больших балках
с роликами: его перевозили с места на место. Двери были заперты. Шквал
ветра и дождя подтолкнул нас. Мы не колебались. Рухнула выбитая дверь, и
мы вошли в салун.
Мне в своей жизни приходилось устраиваться на разные ночевки в самых
адских условиях: я ночевал в лужах, засыпал в снегу под двумя одеялами,
когда спиртовой термометр показывал 74 градуса ниже нуля (что
соответствует 106 градусам мороза), но я хочу сказать без обиняков, что у
меня никогда не было привала хуже, чем тот, что был у нас со шведом в этом
передвижном салуне в Каунсил Блафс.
Это была самая несчастная ночь в моей жизни. Во-первых, постройка,
приподнятая над землей, будто висела в воздухе, и в бесчисленные щели в
полу задувал ветер. Во-вторых, салун был пуст, не было в нем огненной
жидкости, закупоренной в бутылки, которая дала бы нам тепло и помогла бы
забыть о наших бедствиях. У нас не было одеял, и в нашей сырой одежде,
промокшие до мозга костей, мы пытались уснуть. Я свернулся в комок под
стойкой. Швед скорчился под столом. Ветер из щелей и дыр не дал нам
сомкнуть глаз, и через полчаса я полез на стойку. Немного погодя швед
взобрался на стол.
Так мы дрожали и молили бога, чтобы скорее настало утро. Я только
одно знаю: я дрожал до тех пор, пока уже дрожать не было сил. Осталась
только резкая, ноющая боль. Швед охал и стонал, и все время шептал, стуча
зубами: "Никогда, никогда". Он повторял эту фразу без конца, повторял ее
тысячу раз, и, когда задремал, он продолжал повторять ее во сне.
Лишь только забрезжило утро, мы покинули нашу обитель страданий и
попали в туман, изморозь и стужу. Мы брели, пока не наткнулись на