"Чезаре Ломброзо. Гениальность и помешательство" - читать интересную книгу автора

маньяка. "Волнение и злоба потрясли меня до такой степени, -- говорит он, --
что я в течение десяти лет страдал бешенством и успокоился только теперь".
Успокоился! Когда хроническое умственное расстройство не позволяло ему, даже
на короткий срок, найти границу между действительными страданиями и
воображаемыми.
Ради отдохновения он покинул большой свет, где всегда чувствовал себя
неловко, и удалился в уединенную местность, в деревню: но и там городская
жизнь не давала ему покоя: болезненное тщеславие и отголоски светского шума
омрачали для него красоту природы. Тщетно Руссо старался убежать в леса --
безумие следовало туда за ним и настигало его всюду.
Таким образом, Руссо являлся как бы олицетворением того образа, который
создал Тассо в своей октаве:

...и скрыться от себя стараясь,
Всегда останусь я с самим собой.
Вероятно, он и намекал на это стихотворение, когда уверял Корансе
(Corancez), что считает Тассо своим пророком. Потом несчастный автор "Эмиля"
начал воображать, что Пруссия, Англия, Франция, короли, женщины,
духовенство, вообще весь род людской, оскорбленный некоторыми местами его
сочинений, объявили ему ожесточенную войну, последствиями которой и
объясняются испытываемые им душевные страдания.
"В своей утонченной жестокости, -- пишет он, -- враги мой забыли только
соблюдать постепенность в причиняемых мне мучениях, чтобы я мог понемногу
привыкнуть к ним".
Самое большое проявление злобы этих коварных мучителей Руссо видит в
том, что они осыпают его похвалами и благодеяниями. По его мнению, "им
удалось даже подкупить продавцов зелени, чтобы они отдавали ему свой товар
дешевле и лучшего качества, -- наверное, враги сделали это с целью показать
его низость и свою доброту".
По приезде Руссо в Лондон его меланхолия перешла в настоящую манию.
Вообразив, что Шуазель разыскивает его с намерением арестовать, он бросил в
гостинице деньги, вещи и бежал на берег моря, где платил за свое содержание
кусками серебряных ложек. Так как ему не удалось тотчас же уехать из Англии
по случаю противного ветра, то он и это приписал влиянию заговора против
него. Тогда, в сильнейшем раздражении, он с вершины холма произнес на плохом
английском языке речь, обращенную к сумасшедшей Вартон, которая слушала его
с изумлением и, как ему казалось, с умилением.
Но и по возвращении во Францию Руссо не избавился от своих невидимых
врагов, шпионивших за ним и объяснявших в дурную сторону каждое его
движение. "Если я читаю газету, -- жалуется он, -- то говорят, что я
замышляю заговор, если понюхаю розу -- подозревают, что я занимаюсь
исследованием ядов с целью отравить моих преследователей". Все ставится ему
в вину, а чтобы лучше наблюдать за ним, у двери его дома помещают продавца
картин, устраивают так, что эта дверь не запирается, и пус-кают в дом его
посетителей только тогда, как успеют возбудить в них ненависть к нему. Враги
восстановляют против него содержателя кафе, парикмахера, хозяина гостиницы и
пр. Когда Руссо желает, чтобы ему почистили башмаки, у мальчика,
исполняющего эту обязанность, не оказывается ваксы; когда он хочет переехать
через Сену -- у перевозчиков нет лодки. Наконец, он просит, чтобы его
заключили в тюрьму, но... даже в этом встречает отказ. С целью отнять