"Андрей Анатольевич Ломачинский. Криминальные Аборты " - читать интересную книгу автора

ленинградца замуж через месяц выходит. А она на два года меня старше.
- Постой Неля! Я ведь пью, что холост, что семьи нет. Да если бы семья,
да я бы сразу бросил... Я бы подшился, я бы "торпеду" вколол! Я бы...
- Заткнись! Ты как мой отец, который...
Она пыталась рассказать про отца, которого абсолютно не помнила. В ее
памяти почему-то остались ножки их старого стола, много раз крашенные,
облупленные, с оголившимися разноцветными пятнами из разных слоев. Рядом
нечто эфемерное, синее, яркое. Вроде это вещь какая-то, а может одежда. Этот
неясный "звон" из самых ранних моментов памяти и был понятием ее настоящий
отец. Что-то сильное и страшное связано с этим мгновением, но что конкретно
она вспомнить не могла, да и не хотела. За невинным кадром ранних
воспоминаний стояла вся драма ее семьи, матери, бабушки, старшей сестры и
Федора. Хотя Федор появился поздно, когда Нелька заканчивала пятый класс. За
три года она научилась говорить ему дежурное "папа", а после восьмого ушла в
училище и переехала в райцентр. И "папа" опять стал Федором. Зачем мать его
взяла, она тогда не понимала. Сейчас ей кажется, что из-за денег. Федор был
парализованным инвалидом первой группы, но резво катался по их маленькому
домику на коляске, делал самодельные блесна, крестики и цепочки, которыми
мать вполне успешно приторговывала на базаре. Плюс пенсия по инвалидности...
Она знала, что Федор не пил, то есть пил, но мало, а ее настоящий отец пил
много, и что из-за ее отца Федор инвалид. Точнее не из-за отца, а из за
водки, которую они пили, Федор очутился в кресле, а отец в тюрьме, где и
сгинул много лет назад. Бабушка и мама постоянно внушали девочкам, что с
алкоголиками жить нельзя, хотя сами особыми трезвенницами не были.
Не отличаясь слишком философским взглядом ума, Нелька вполне владела
умом интуитивным, простым, бытийным. Сама жизнь подтверждала их семейное
проклятие - алкаши, это не мужики. Проблема была в том, что в их лимитной
общаге и на их лимитной работе, неалкашей было мало. А те что были, на
плотную, рослую и, в общем, некрасивую Нельку не глядели. А для нормальных
городских мужиков, пусть даже разведенных, с алиментами и в возрасте, но
коренных ленинградцев, она была из касты неприкасаемых, девочка на лимитной
прописке. Остались, пошлые сопляки, случайные любители экзотики в виде секса
со "здоровой коровой с воо-от такой жопой и дойками", или алкаши. Лимитные
алкаши были более "своими", нежели городские. Ну а Петр был из них, лучший
из худших. Это она ему и объяснила.
Петр дослушал до конца. Глаза его стали очень серьезными. В свои сорок
он выглядел куда старше, а в этот момент казалось, что на него внезапно
свалилось еще лет десять. Он медленно встал и сказал:
- Я прошу тебя, не делай аборт. Дай мне шанс. Аборт можно делать до
трех месяцев, сама мне говорила. Я бросаю пить сейчас. Я больше не пью
совсем. Я готов подать с тобой заявление в ЗАГС. И если ты хоть раз увидишь
меня пьяным, тогда ты права и между нами все кончено. Тогда я алкаш, и
портить тебе жизнь не буду. И не буду я травиться антабусом и "торпедой". Я
так брошу. Я завтра приду. Я каждый день буду приходить. Трезвый...
Петр отставил стакан с водкой и вышел. Нелька его передразнила смешной
гримасой, подождала пока тот спустится по лестнице, и пошла ж умывальник за
водой для цветов. Там на подоконнике сидели ее девчонки. Все вместе
вернулись в комнату, где выслушали короткое Нелькино объяснение в три слова,
но вмещающее весь разговор: "Обещал не пить!". Потрепались, сошлись на том,
что это брехня. Наконец пьяное возбуждение сменилось апатией и потянуло на