"Михаил Логинов, Александр Логачев. Красный терминатор: Дорога как судьба " - читать интересную книгу автора

многорукий Шива, всех лечи, всех выслушивай, с колбасниками дружи, с
комендантом в шахматы играй, Фигаро здесь, Фигаро там", взял позвякивающий
саквояж и вышел на улицу.
Оставшись один, Алексей немедленно произвел осмотр докторского стола.
Газеты на немецком, календарь, чьи-то надписанные, но неотправленные
письма, наконец, дневник доктора - все подтверждало худшие подозрения
Алексея. Июнь пятнадцатого года.
1915 год! Здрасьте. Приехали.
Алексей выглянул в окно. Унылая картина лагерных будней: оборванные,
грязные и большей частью босые солдаты и офицеры русской армии неприкаянно
бродили по двору, сидели на земле, кто-то латал одежду, кто-то писал на
коленях карандашным огрызком. Сбившись в круг, солдаты курили одну папиросу
на десятерых. Двор ограждал серый забор, поверх него кучерявилась колючая
проволока, над местностью господствовала караульная вышка, где маячил
часовой и торчало дуло пулемета.
В том, что это не компьютерная игра и не затянувшаяся галлюцинация,
Алексей уже не сомневался. Может быть, оттого что у галлюцинаций было
предостаточно времени рассыпаться, а они, однако, случаем не
воспользовались, уцелели.
Лихо! Занесло, так занесло. И нет, чтобы занесло в неунывающий
Нью-Йорк или родной Санкт-Петербург! Фиг, швырнуло в самое пекло! Нижайше
поблагодарить за оказанную услугу следует деревянного божка, вернее,
скрытую в нем языческую силу, которую высвободила апостольская пуля-дура.
Если удастся установить, что за магия такая породила тот зеленый дым,
каким народом та магия практиковалась, где проклятый народец проживал,
глядишь, и можно будет распутать клубок древних загадок, а там уж и
добраться до какой-нибудь берестяной грамоты, где описывается путь домой.
Но долог путь к заветной грамоте, и первым препятствием на пути стоит этот
лагерь для военнопленных.
Вот чего Алексей не опасался, так это расспросов, откуда у тебя, мил
человек, странного вида папироски с желтым кончиком, а также
железнодорожный билет небывалого вида с безумной датой, бумажные деньги,
напечатанные в третьем тысячелетии, и жетон санкт-петербургского метро. Не
опасался, потому что от всякого мелкого хлама его карманы освободили те,
кто брал в плен. Ничего не оставили, даже носового платка. Может, их что-то
и удивило, но вряд ли они с кем-либо поделились удивлением - потому что
пришлось бы признаваться в мародёрстве (в частности, в том, что сперли у
русского пленника высокие ботинки на шнуровке, отличные ботинки, между
прочим). А скорее всего, эти славные немецкие парни просто вообще
поленились над чем-либо задумываться и выкинули непонятное и бесполезное
барахло в канаву со словами: "Эти русише мужик есть большой загадк".
Из унаследованных от будущего вещей еще остаются тельник, камуфляж и
трусы. Тельник, он и в пятнадцатом году тельник. В камуфляже, в общем-то,
нет ничего диковинного-предиковинного, до чего никак не допрыгнуть
технологиям 15-го года. А трусы можно никому и не показывать, во избежание
вопросов вроде: "Откель такие, касатик, уж не японские ли? А сам-то не
японский ли ты шпиен будешь, а, касатик?"
И все же как быть, как держаться, что наплести?
А может, правду рассказать? В здешнем плену хватает образованных
людей: доктор, полковник, дворяне всякие. "А представь себе, - сказал себе