"Валерий Константинович Лобачев. И печатью скреплено (Историческая повесть)" - читать интересную книгу автора

- Я был бы счастлив подарить... - хрипнул перс.
Лев недоуменно поднял глаза на этериарха.
- Василевс сказал: куплю, - твердо и тихо изрек тот.
- Цену назначит Мраморная Рука, - добавил Лев и повернулся к выходу.
Этериарх - за ним, сопроводить до постов первого пояса внутренней стражи.


Еще одно происшествие той же ночи

Украли статую с ипподрома. Это случалось то каждый месяц, то вдруг
следовал перерыв на полгода, даже на год, и опять начинали таскать, даже
чаще прежнего. Статуи находили всегда: они были очень большие, а в Городе
было много платных глаз. Воры были не так заметны, как статуи, выследить
их было труднее, и отчаянные ночные кражи продолжались.
Полнеющий краснолицый начальник Города - эпарх - привык к этим
пропажам. "Вор, стремящийся украсть солнце... Может быть, его сын будет
великим полководцем?" - шутил эпарх. "Хуже, если бы воровали живых людей,
но столь же высоких", - глубокомысленно ронял он на пиру. "Смотрите, как
бы они не украли Золотой Рог", - издевался он над городской стражей.
Но временами собственные шутки переставали веселить эпарха.
Ипподром - в самом центре города, возле дворца и святой Софии. "Хватайте
всех, кто вчера надорвал себе живот!" - кричал ополоумевший эпарх. Он
становился мрачным. Говорил, что надо приковывать на ночь к каждой статуе
по три человека из стражи. Грозился сам спать на ипподроме.
Потом статую находили, ставили на место. Являлся эпарх. Задрав
голову, тяжело дыша, смотрел на бронзовое лицо, спрашивал: "Ну, будешь еще
бегать, порождение Гомера?", подходил поближе и тихо говорил: "Чушка
бронзовая. На что тебя переплавить?" Напугав так произведение античного
искусства, он уходил.
В эту ночь с ипподрома унесли Елену Прекрасную из зеленого эфесского
мрамора. "Все течет, как говорил Гераклит, земляк этой статуи", -
проворчал эпарх. Согласно его приказу о таких случаях ему сразу же
докладывали. "Почему они никогда не унесут Гермеса - покровителя воров?"
Но в голосе эпарха не было ни ехидства, ни философической усмешки. Он был
осунувшийся и скучный. "Запереть вход в гавань! - заорал он свистящим со
сна голосом. - Запереть до тех пор, пока не найдется эта мраморная
языческая девка!" Теперь он повеселел, на лице выступил румянец.
Это была шальная выходка: Золотой Рог запирался только в случае
военной опасности. Зачем нагонять страху на Город? Вряд ли, если принять
меры, статуя могла бы незаметно уплыть на корабле. Дикая шутка - запереть
залив. Купцы будут протестовать. Конечно, быстрее донесут на воров, если
что узнают. И никто не решится купить краденую. Но все-таки... никого не
выпускать! И не впускать...
Эпарх уже хотел крикнуть слугам, чтобы вернули стражника, который
помчался с приказом эпарха. Но... крякнул, потер раскрасневшуюся шею и
широкими шагами отправился в свою роскошную постель. До завтра.
Пусть пока поволнуются, запертые.
Он спал сладко, с удовольствием.
Из Галаты потянулись вслед за лодками цепи - к башне морской стены
Константинополя. Говорят, нельзя видеть след корабля в воде - здесь он был