"Василий Ливанов. Агния, дочь Агнии (Сказание о скифах) " - читать интересную книгу автора

языком, дрожащим в темной пасти поющего бога.
Тишина настала внезапно. Пламя упало. Темный горб кибитки торчал в
посветлевшем небе. И в наступившей тишине раздался такой человеческий, такой
страдающий голос женщины.
- Нет! Никогда! - крикнула царица. Отшвырнув Аримаса, Нубиец рванулся
навстречу этому голосу за полог кибитки.
Дед Май хохотал, как помешанный. Он задыхался от хохота, кашлял, бил
себя кулаком по колену и опять хохотал, размазывая по лицу слезы. Нубиец,
Аримас и царица сначала недоуменно смотрели на него, но самих тоже
разобрало. Их смех почему-то совершенно доконал старика. Он повалился боком
на шкуры у очага и только выкрикивал: "Ха! ха! ха!" - как бы отталкивая от
себя что-то, его смешившее. Черный раб гудел басом, будто катил перед собой
пустую бочку, Аримас взвизгивал и хрюкал, как поросенок, а царица, закинув
голову, звенела чисто и непрерывно, словно ручей по камням.
А потом царица вдруг заплакала.
Дед Май сразу перестал смеяться и сделался необычайно суетлив. Он
достал камешки бирюзы, растолок их в большой медной ступе и стал учить
царицу, как подводить бирюзой глаза. И преподнес ей бирюзу и ступу вместе с
пестом. Потом попросил кинжал с пояса раба и, принеся короткий меч, разрубил
лезвие кинжала клинком этого меча, а меч пожаловал Нубийцу. Потом достал
маленькую свирельку, хорошо играл на ней и опять довел царицу до слез. А
после учил царицу играть на свирельке и свирельку тоже подарил.
Агния уехала от него веселая, и до самого рассвета удивленное становище
слушало сквозь сон ее неумелую игру на этой дедовой свирельке.
В ту ночь бог Агни устами старого кузнеца потребовал у царицы за
раскрытие тайны ее жизни принести ему в жертву черного царского раба.

Новости не любят сидеть дома. Слух о богатствах нашего племени, петляя
в высокой траве степей, перепрыгнул через волны трех рек и зацепился за
корявые ветки мелколесья в стране андрофагов [Андрофаги - кочевое племя.].
Дикие андрофаги не признавали скифских обычаев. Плосколицые, одетые в
меха воины рыскали в степях на своих низкорослых выносливых конягах,
совершая внезапные набеги на соседние племена. Андрофаги похищали женщин, с
которыми обращались, как со скотиной, угоняли табуны и стада, грабили и
разрушали становища.
Вместо того, чтобы украшать узду боевого коня пучком длинных волос,
снятых с темени побежденного, как и подобает делать воину, андрофаги жарили
тела своих поверженных врагов на кострах и поедали, как дичину.
Любой сколот с детства слышал об андрофагах. Матери стращали
непослушных детей: "Вот подожди, придет андрофаг".
И андрофаг пришел.
Незадолго до рассвета я погнал табун к утреннему водопою.
Лошади, пофыркивая, легко шли, ширкая ногами в мокрой от росы траве.
Туман, искристый, белесовато-розовый, еще не поднялся от земли, скрывая за
призрачной своей завесой тихую перекличку бледных степных цветов. Иногда
какой-нибудь жеребенок, играя, отскакивал прочь от плотно идущих лошадей, и
тогда его след темным извивом ложился в мокрой траве, прорывая покров тумана
и обнажая густые переплетения крепких стеблей.
Такой же, только прямой, как стрела, след тянулся за скачущим сбоку
табуна Светлым, и далеко-далеко в начале этого следа вспыхивал и клубился,