"Михаил Литов. Улита " - читать интересную книгу автора

позор известен не мне одному, пусть все находятся в одинаковом со мной
положении, а выходило так, словно всем ничего, а на мою голову все шишки. И
когда стыд от такой моей отвратительной, гнусной, непотребной
исключительности стал мучить меня больше, чем само мучение, это вдруг
прекратилось как будто само собой. Я просто перестал думать о том, что
собой представляю.
Улита принялась собирать посуду, и ее нежные руки пришли в движение. Я
жадно следил за ними. Я все отдал бы за то, чтобы они обвили мою шею.
Улита молчала. Она замкнула уста и ключик выбросила Бог знает как
далеко. Она не спрашивала, что же в действительности такого постыдного
заключалось в моих тогдашних мучениях и насколько глубоко я взволнован и
вернулся к прошлым мукам теперь, когда ее праздное любопытство разбередило
мне душу. Ей очень хотелось спросить это, в сущности она была невинна и
наивна в своем любопыстве, даже чиста, девственна, но она видела, как я
разошелся, испугалась и надеялась молчанием, куда более невыносимым для
нее, чем для меня, изгнать из моих недр недоумение, тоску и муку.
Она не понимала, что эти страдания, вторгшись чуждыми, почти тотчас
становились не чем иным как моей душой и, даже не шутя страдая, я вовсе не
спешил расстаться с ними. Они должны были уйти сами собой и когда пробьет
час ухода, а то, что пыталась сделать Улита своим храбрым молчанием, могло
обернуться лишь умерщвлением моей души. Я усмехнулся над ее наивной и
трогательной попыткой. Она заметила мою улыбку, испугалась еще больше, но
интуитивно поняла, что я не против продолжения разговора и даже хочу, чтобы
она нарушила свой случайный обет молчания, и в растерянности спросила
первое, что пришло ей на ум:
- А что же дальше? Что может произойти, если мыслить так, как мыслишь
ты?
- Все что угодно.
- Например? - пробормотала Улита.
- Например, следующее, - сказал я, жестом приглашая ее снова сесть,
умиротвориться и выслушать мои предположения. - Вполне вероятно, что муки
на этот раз достигнут апогея, я не выдержу пытки, войду в ванную, погружусь
в теплую воду, перережу себе вены и с истомленным видом откинусь на бортик
в ожидании избавительницы смерти. Но молчу, молчу... вижу, как неприятно
удивляет и пугает тебя эта гипотеза! Уже слышу готовые сорваться с твоих
уст слова простеста и мольбы! Но возможен и другой исход... Может быть,
зимней лунной ночью ты будешь стоять на ледяной горке, такая маленькая,
беззащитная, трогательная, что я не удержусь и снизу протяну руки, призывая
тебя... и ты шагнешь ко мне, не правда ли? Ты скатишься с горки и очутишься
в моих объятиях, я, может быть, не устою на ногах, и мы оба со смехом
упадем в сугроб...
Прищурившись, я мысленно всматривался в нарисованные мной картины.
Мысль и в самом деле была бессловесной. Но фигурку на вершине горы я видел
отлично, она стояла там как живая, и надо всем подрагивала бледная круглая
луна, но западала за край, я не в состоянии был удержать ее в пустоте неба.
Я покачал головой, удивляясь холоду, каким повеяло на меня от этой картины,
и в какой-то момент усомнился, Улиту ли вижу на ледяной горке. Что она
говорила мне сейчас, высказывая свои соображения на представленные мной
варианты, я не разбирал, внезапно оглохнув. Власть смерти расширялась в
моем сознании. Холодная смерть в теплой воде. Меня бросило в жар, и я